Но он назло мне тянется за бутылкой, чтобы долить стакан.

— Вот что мне надо сократить, так это трижды клятые сигары. — Матрас немного колышется, когда он приподнимается, чтобы усесться поудобнее.

— Или, — не успокаиваюсь я, — пить поменьше виски.

— Нет, нет, тут все дело в сигарах. От них у меня… вроде как сжимается в груди. — Он трет соответствующее место, почти полностью погрузив пальцы в густую светлую растительность.

Я тоже села, немного забеспокоившись.

— Ты о чем? — Дерек невелик ростом, но он всегда казался мне крупным мужчиной. И крепким. Шумный, с громким смехом, широкой мясистой грудью и, похоже, безграничной способностью ко всякого рода излишествам. Уязвимый Дерек в моих глазах переставал быть Дереком. Я не слишком этим горжусь, но такая мысль возникает в моей голове. Я поспешно пытаюсь спрятать ее под приторной материнской заботой.

— Послушай, возможно, у тебя сердце побаливает. Ты ведь…

— Не напрягайся, Ягершницель, — ворчит он, — тебе ведь плевать. — С этими словами он поворачивается ко мне и одаривает благоухающим виски поцелуем. — Мы оба знаем, зачем ты здесь, а по этому поводу тебе не о чем беспокоиться. Старина Мэттью еще вполне работоспособен. — В виде доказательства он сует руку под одеяло и ласкает мое голое бедро.

— Я серьезно, — говорю я и возвращаю его руку на край кровати. — Ты меня уже вымотал, и мне обязательно надо поспать. Всегда ведь есть утро, если все будет в ажуре со вторым дыханием.

Хотя Дерек делает слабые попытки показать свое нежелание прекратить банкет, я чувствую, что втайне он рад, что может положить голову на подушку, выключить лампу, закрыть глаза и провалиться в небытие. Я выполнила свой долг, уверив его, что он уже вполне пристойно меня поимел, поэтому тоже могу спокойно заснуть.

В следующее мгновение, которое я осознаю, я снова в знакомом сне. Я машу Дереку рукой из своего окна, а он садится на заднее сиденье в такси. Подожди минутку, думаю я во сне. Разве на это раз все не должно быть по-другому? Разве на этот раз не он останется в заранее оплаченном номере в гостинице «Арлингтон»?

Но во сне я ничего не могу сделать, кроме того, что я делаю обычно наяву после того, как меня покинут: сесть на велосипед, отъехать от дома и помчаться прочь, чувствуя, как с каждым поворотом переднего колеса рассасывается ощущение потери. Ощущаю себя всадником, припавшим к седлу, чья лошадь несется по пересеченной местности. А в следующий момент — лошадью, уверенно несущейся по склону. Кентавр на велосипеде, смутно удивляюсь я. Некое существо, в котором человек смешался с животным. Связанным и с тем, и с другим, но одновременно ощущающим такую свободу, что…

Я резко, толчком просыпаюсь в темноте. Что напоминает мне о шутке, которую любит повторять Карен: «Я проснулась толчком, но это оказался незнакомый толчок». Ну, полагаю, это надо испытать на себе…

Но сейчас я это все испытываю, и хотя еще не совсем проснулась, ощущаю, что что-то давит на мою руку. Как будто она попала в тиски. Как будто кто-то внезапно схватил меня, пытаясь стащить с велосипеда. Затем, вздрогнув, я сажусь в постели, окончательно пробившись сквозь сон в реальность, и сон рассыпался вокруг меня, как мелкий лед на поверхности замерзшего пруда.

Теперь я окончательно проснулась — в постели с Дереком в номере гостиницы «Арлингтон». Рядом со мной в темноте лежит Дерек, громко и хрипло дышит и сжимает мое запястье, как в конвульсиях. Я стараюсь убедить себя, что ему тоже что-то снится, но, разумеется, понимаю, что дело не в этом. Дерека, который хрипит рядом со мной, мучает не сон, а что-то более страшное. Вполне возможно, что Дерек умирает. И никого нет, кроме меня, чтобы помочь.

Я вырываю руку и скатываюсь с кровати. Теряю несколько драгоценных секунд, чтобы в темноте найти выключатель. Вместо него мне под руку попадается все еще влажная от пота рубашка Дерека, лежащая на спинке кресла. Я надеваю ее и вслепую иду к двери, нахожу ручку, поворачиваю и морщусь от яркого света в коридоре, бьющего мне в глаза.

Уже когда я, спотыкаясь, выхожу в ярко освещенный коридор, мне приходит в голову, что я не соображаю, что делаю. Если Дерек и не умирает, он наверняка серьезно болен. Тогда что я делаю здесь, когда должна быть в номере и вызывать «скорую помощь»?

Я стою, глупо глядя на длинный, ярко освещенный коридор с бесконечной чередой дверей, каждая из которых плотно закрыта перед моим отчаянием. Затем я бросаю взор на дверь в номер Дерека и внезапно пугаюсь, что захлопнула ее, оставшись в коридоре в одной мужской рубашке.

Но нет. Слава богу, дверь приоткрыта, табличка «Не беспокоить» все еще качается на ручке, демонстрируя, с какой силой я распахнула дверь, когда выбегала в коридор. Я должна туда вернуться и вызвать кого-нибудь. Позвонить кому-нибудь и сказать…

Что сказать? Что я случайно, среди ночи, проходила мимо номера 1911, одетая в мужскую рубашку на голое тело, и услышала из-за двери путающие хрипы? Ведь Дерек, плюс к тому, что он основательно женат, еще и знаменитость. Тогда как я не только вызывающе одинока, но и никому не известна, хотя имею к происшествию некоторое отношение, поскольку именно моя одежда разбросана по всему номеру Дерека, а на одном из стаканов с виски у его кровати пятно моей губной помады. Ладно, мы не занимались любовью в тот момент, когда Дерека хватил удар. Ну и что? Ведь никто — и я прежде всего думаю о жене Дерека — ни на секунду не усомнится, что моя роль в этой битой молью мини-драме ничем не отличается от роли красотки по вызову. На кого, в соответствии с худшими комедийными клише, Дерек и свалился в процессе траханья.

В течение тех наносекунд, которых мне хватило, чтобы сформулировать эти мысли, дверь в комнату напротив широко распахивается. Оттуда выходит мужчина в повседневной одежде, причем, несмотря на середину ночи, выглядит он свежим, как пресловутая маргаритка. И на лице написано такое нетерпеливое любопытство, что можно подумать, что он караулил за дверью часами в ожидании какого-то трагического происшествия.

— Что-то случилось? — спрашивает он у меня вежливо. Как будто он думает, что может быть куча причин, по которым практически голая женщина может оказаться в гостиничном коридоре среди ночи и выглядеть так, будто в нее попала молния.

— Я… да! — умудряюсь я пробормотать. — Тут