Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще позже, в XIX столетии, Варвару Римскую-Корсакову станут называть «русской Венерой» и «обладательницей самых прекрасных ног в Европе». Уверяли, что ей завидовала сама французская императрица Евгения, признанная красавица!
Великую же княжну Анну Павловну, ставшую голландской королевой, будут сравнивать с греческой богиней, а красота другой русской великой княжны, Марии Николаевны, дочери императора Николая I, заставит влюбленного в нее принца Лейхтенбергского отказаться от родины и близких – только чтобы жениться на этой девушке. Государь поставит условие, чтобы молодые непременно жили в Санкт-Петербурге и воспитывали детей в православной вере. И принц согласится.
«Весь мир наслышан о власти русских женщин, – написал французский прозаик Фредерик Бегбедер, – женщины всех национальностей ненавидят их, потому что красота несправедлива, а против несправедливости следует бороться».
«В русских женщинах есть особое сочетание нежности, силы и грации, страсти и сдержанности, что делает их интересными и никогда – банальными. Они несут на себе отпечаток глубины сложной русской души, которую так трудно понять, и это придает им особое очарование», – добавил Джанфранко Ферре.
И возразить нечего!
Глава 5. Отверженные
Малыш непрерывно кричал, а у его матери глаза были сухими. Евфимия выплакалась раньше, когда тряслась в повозке на пути из Венгрии в Киев. Меньше года назад ее, тринадцатилетнюю девочку, отвезли в Буду, чтобы сделать женой короля Кальмана Книжника. А теперь она вернулась домой. Точнее, была с позором возвращена старым мужем под предлогом, что Евфимия нарушила брачные обеты.
В эту историю никто не верил до конца: дочь киевского князя воспитывали строго. Не могла умница Евфимия преобразиться за несколько месяцев! Да, Кальман был старше ее на двадцать пять лет и восторга у юной девушки не вызывал. Но, когда княжну привезли назад, на ее стороне выступили многие. Сама Евфимия горячо убеждала родных, что ничего дурного не совершала. И была верна мужу. Однако Кальман не желал видеть у себя русскую княжну и сразу заявил: ожидаемый ею ребенок – не от него. Борис родился уже на Руси.
Кальман был внуком того самого короля Белы, который интриговал против своего брата Андрея и его супруги, княжны Анастасии Ярославны. От рождения он был горбат и припадал на правую ногу. Впрочем, не исключено, что этот карикатурный образ государя был придуман позже его недругами. Точно так же осмеяли в угоду Тюдорам английского Ричарда Третьего. Образ злого горбуна столь прочно вошел в сознание людей, что многочисленные опровержения, появившиеся в ХХ веке, не встречали большой поддержки. «Ричард – горбат!» – уверены читатели Шекспира. Забывая, для кого старался плодовитый Уильям…
Итак, Кальман Книжник задумал обзавестись семьей. Ему требовалась молодая жена и сын, а лучше несколько сыновей. В браке с первой супругой, Фелицией из Сицилии, у него появились на свет близнецы – редкий случай в королевских семьях! Принцы Ласло и Иштван были сразу же крещены, да только один из мальчиков оказался очень слабым. В дворцовой детской вскоре остался только один ребенок. А затем не стало и Фелиции…
Обратиться к киевскому князю Кальман решил по нескольким причинам: венгерский правящий дом уже был связан родственными узами с потомками Владимира Святого, русские «принцессы» получали хорошее образование и легко перенимали чужой язык, а еще славились своей плодовитостью. Но самое главное заключалось в другом – с помощью русской княжны и ее родни Кальман Книжник рассчитывал одержать победу над братом Альмошем.
Мятежный Альмош несколькими годами ранее вступил в брак с маленькой Предславой[19], дочерью великого князя Святополка II Изяславича. Девочке на момент свадьбы было всего-то восемь лет, но разве это имеет значение, когда на кону государственные интересы?
Теперь Кальман готовился повторить удачный ход брата. Ему следовало жениться на дочери великого князя и обеспечить себе помощь от Руси. Дочь Владимира Мономаха идеально подходила на роль венгерской королевы.
Евфимия тоже была юна, но вступила в разрешенный церковью брачный возраст. Это и решило ее судьбу. Переговоры прошли быстро, вскоре княжну отправили к Кальману, состоялась свадебная церемония и… спустя несколько месяцев девушку вернули домой.
«Виновна в супружеской измене», – категорично заявил король Кальман.
Находясь на последних месяцах беременности, Евфимия молилась, чтобы роды прошли успешно. Борис Конрад, ее единственный сын, издал свой первый крик на родине матери. Кальман наотрез отказывался признавать его своим.
В этом не было ни малейшей логики – настаивать на брачном союзе, спешно жениться, чтобы потом оговорить Евфимию? Или же княжна на самом деле оступилась? Ее сын на протяжении всей своей жизни считал себя обделенным властью законным наследником венгерского трона. И он тоже неплохо учился. Чтобы завоевать престол, он пошел тем же самым путем, каким следовали до него. Борис Конрад отправился в Византию, чтобы просить у императора войско и… заключить брачный союз.
В какой-то момент у него все могло получиться. Византия была заинтересована в ручном венгерском короле. Более того, добился он и руки принцессы, Анны Дукаины… Однако в противостоянии с другим престолонаследником Борис оказался менее удачлив. Считается, что его жизненный путь завершился из-за метко пущенной печенегами стрелы. Мать уже не видела этого, она ушла в монастырь и тихо угасла в обители. Приняла постриг и Анна Дукаина.
Отвергнутая жена – позор для всего рода. Разумеется, Кальман Книжник не мог этого не знать. Учитывая, что обстоятельства измены не выяснены до сих пор, историки спорят – а какими, на самом деле, были мотивы венгерского короля? И тут следует обратить внимание на очень интересные нюансы. Еще до своей женитьбы на Евфимии Кальман неоднократно направлял свои войска на русские земли. Ему даже удавалось заполучить тот или иной кусочек земли, чтобы добавить к своим владениям. Особенно интересовал короля Закарпатский регион. Вот по этой причине и есть основания считать, что избавиться от Евфимии он захотел только для того, чтобы беззастенчиво разорять территории киевского князя. Когда княжну везли в Венгрию, политические ветры дули по-иному. Но за несколько месяцев ситуация поменялась.
Нет информации, ушла ли Евфимия в обитель добровольно или на этом настояли ее родные. Однако – вполне вероятно – у нее просто не было другого пути. Обвинение в измене мужу всегда рассматривалось очень серьезно, и на Руси это был тоже повод для развода. Более того, на этом настаивала сама