как и я.

Я сжалилась над ним.

— Хотите зайти? Я как раз собиралась сделать чай или кофе.

— Конечно. Спасибо.

Я повела его по коридору, через атриум, мимо столовой в просторную кухню. Предыдущие владельцы дома совместили основную и вторичную кухни в одно огромное пространство с таким количеством шкафчиков и рабочих поверхностей, какое мне вообще никогда не понадобится. Стены были оклеены старомодными, но очаровательными обоями в клетку и украшены серьёзными натюрмортами еды в золотых рамках.

(Под вторичной кухней имеется в виду просто вторая кухня, которую делают в домах, если позволяет пространство. Там могут храниться запасы продуктов, редко используемая кухонная техника, также там по необходимости ставят второй холодильник, вторую посудомойку и пр., — прим. пер).

— Всё выглядит так же, но иначе, — заметил он. — Я бывал здесь несколько лет назад, до того, как ваши родители переехали в округ Колумбия.

— Мы все не были готовы попрощаться с домом, так что я въехала сюда, — объяснила я, включая кофеварку. Я жестом показала ему присаживаться в бирюзовом кухонном уголке, который моя сестра и я покрасили для нашей матери однажды в летние выходные как будто тысячу лет назад.

Аллен покачал головой.

— Поверить не могу, что его больше нет. Ну то есть, я чувствую вину, ибо вам наверняка в тысячу раз хуже. Но в последние несколько лет он был такой важной частью моей жизни.

— Мне становится лучше от понимания, что он был важен для такого количества людей, — заверила я его. — Сливки? Сахар?

— И то, и другое, пожалуйста. Миссис Уолтон здесь?

— Она проводит ночь с подругами, — я поставила под носик кофеварки кружку с надписью I Put the Lit in Literature и открыла холодильник. (надпись — это игра на созвучии слов, можно перевести примерно как «Я добавила крутизну/искру/огонь в литературу», — прим. пер).

Он шумно выдохнул.

— Я пообщаюсь с ней на следующей неделе. Просто не могу поверить, что её нет, — он содрогнулся. — Извините. Я как будто притираюсь к вашему горю.

— Это наше общее горе, — заверила я его, ставя перед ним кофе и готовя себе вторую кружку, хотя толком и не хотела.

— Не знаю, в курсе ли вы, но он пришёл в мою жизнь, когда я нуждался в нём сильнее всего.

— Как он это сделал? — спросила я, пока кофеварка наливала очередную кружку.

— Раньше я хотел стать архитектором, а потом, когда мне исполнилось пятнадцать, я совершил кое-какой тупой поступок, — сказал он, обхватывая кружку обеими ладонями.

— Мы все совершаем тупые поступки в подростковом возрасте, — заверила я его, занимая стул напротив. Я и сама натворила несколько особо выдающихся глупостей.

Его губы изогнулись.

— Ваш папа так и сказал. Но у моих тупостей имелись последствия. Последствия, за которые расплачивается моя мама. И тогда я решил, что буду адвокатом.

— Это хорошо, — похвалила я.

— Я познакомился с вашим отцом на ярмарке вакансий. Я был сам по себе после старших классов, ночевал в подвале тетиного дома и работал на двух работах, пытаясь накопить на юрфак. Саймон позволил мне почувствовать, что это возможно, что я способен на такое. Он дал мне свою визитку и сказал позвонить, если понадобится помощь. Я позвонил ему тем вечером, — Аллен помедлил и криво улыбнулся.

Моё сердце сжалось.

— Я выпалил всё как есть. Как я облажался, как моя мама заплатила за это цену, как я хотел всё исправить. Саймон выслушал мою историю и не осудил меня. Ни разу. А когда я закончил рассказывать ему, почему у меня в жизни такой бардак, он сказал, что может мне помочь. И помог.

Это в точности похоже на моего отца. Комок в моём горле вернулся. Я сделала глоток кофе, чтобы прогнать его.

— Вау, — произнесла я.

Аллен потёр глаза пальцами.

— Да. Он изменил мою жизнь. Он вложил в меня немало часов. Помогал с заявлениями на стипендии и гранты. Познакомил меня с его любимым профессором в Джорджтауне. Он был первым, кому я позвонил, когда поступил. А когда мне всё равно не хватило денег, даже со всеми накоплениями, грантами и стипендиями, ваш отец добавил недостающую сумму на первый год, — он остановился, и его глаза сделались влажными.

Моя грудь переполнилась гордостью, которая обвила все куски моего разбитого сердца. Мой отец был не просто хорошим человеком. Он был лучшим.

— Когда вы выпускаетесь? — спросила я.

— В мае, — гордо сказал Аллен. Затем его лицо скисло. — Поскольку моя мама не могла присутствовать, ваши родители собирались прийти.

Моё сердце болело за него.

За мою маму.

За меня.

Потому что впредь в каждом событии будет дыра на месте, где должен был быть папа.

Я потянулась через стол и сжала его ладонь.

— Уверена, моя мама всё равно планирует прийти. Она любит выпускные, свадьбы и смотрины детей. Да по сути любые вечеринки.

— Моя мама тоже была такой, — сказал он с печальной улыбкой. — Однажды я закачу ей огромную вечеринку-сюрприз за всё, что она сделала для меня.

Он говорил о своей матери в интересной смеси прошлого и настоящего времени, что вызвало у меня любопытство.

— Ваша мама… всё ещё с нами?

Он посмотрел в свою кружку кофе.

— Она в тюрьме.

— Мне очень жаль это слышать.

— Это моя вина. Но я всё исправлю.

— Уверена, она вами очень гордится, — сказала я.

Теперь его улыбка окрепла.

— Да. Правда гордится.

Я по своему опыту знала, как хорошо ощущается родительская гордость, и испытала очередной укол боли.

Аллен глянул на часы и поморщился.

— Мне пора возвращаться. Завтра утром ещё один экзамен.

— Вы уверены? Снегопад, похоже, усиливается.

— Шоссе чистые, а у меня полноприводный автомобиль, — заверил он меня.

Я проводила его до двери.

— Очень приятно было познакомиться, Аллен.

— Взаимно, Слоан.

Я помахала Аллену вслед и только успела убрать кружки и снова начать плакать, как в дверь опять позвонили. Трель звонка ещё эхом отдавалась по дому, а по древесине уже бодро заколотили кулаки.

— Серьёзно? Не дадут девушке в тишине и спокойствии пережить эмоциональный срыв? — пробормотала я в сырую салфетку.

— Впусти нас, пока мы не отморозили задницы, — проорала Лина через входную дверь.

— Мы принесли обнимашки и текилу, — крикнула Наоми.

— Наоми принесла обнимашки. Я принесла текилу, — поправила Лина.

— Чёрт, — пробормотала я себе под нос, затем сунула голову под кран на кухне и смыла следы своих раундов плача.

Они вошли в дом как два прекрасных энергичных ураганчика, вооружённых пакетами с продуктами и сочувствующими взглядами. Лина выглядела гламурно в голубой парке и обитых мехом ботинках. Наоми выглядела симпатично в розовом пуховике и