— не все так однозначно. Бесспорно, ваша ис­тория — а я не сомневаюсь в ее совершенной правдивости, — производит сильное впечат­ление…

— Впечатление? — крикнул вдруг гость. — Впечатление? Да я, если хотите знать, там, у себя, идиотом был! Кретином! Верил, дебил, в какую-то чушь: Ленин хороший, и во­обще все правильно, только Сталин слегка извратил, а так все зашибись… И все мы там такие, ну, почти все! Надо сюда, к вам, попасть, все потерять, чтобы дураком быть пере­стать! Впечатление… Не все, видите ли, однозначно… — Он закрыл глаза, вцепился в под­локотники кресла.

— Я же и не спорю, — взволнованно сказал Румянцев. — Разумеется, ваш мир отстал от нашего, намного отстал. О десятках, если не сотнях миллионов бессмысленных жертв, — Горетовского передернуло, — и не говорю, потому что это просто… просто не поддается осмыслению. И понимаю — стараюсь понять, — какой шок вы испытали, попав сюда. Свер­кающие города, благословенная природа. Настольные вычислители, информационные терминалы, переносные телефоны, Всемирная Сеть. Освоение Луны, подготовка марсиан­ской экспедиции. Мир и благополучие. И Россия — безоговорочный лидер буквально во всем, за исключением изготовления сигар… И за исключением футбола. Более двадцати лет тому назад выиграли чемпионат мира, а с тех пор — никак. Выше финала не поднима­емся… Но это пустяки, верно, Максим? Все остальное — превосходно, не так ли? Без ма­лого пятьсот миллионов свободных, здоровых, образованных, всем обеспеченных граж­дан! Неисчислимые природные ресурсы! Самые передовые технологии! Мир однополя­рен, и этот единственный полюс — наше Отечество, и все народы стремятся к нам, в наш плавильный котел, и мы всех с радостью принимаем, и всё — во благо и во славу России и всего человечества! Так?

Он закашлялся, схватил чашку остывшего кофе, глотнул. Максим, открывший глаза еще в середине этого монолога, теперь настороженно смотрел на хозяина номера.

— Да, всё так, — продолжил тот, переведя дух. — Только вот литературы настоящей у нас нет. У вас есть, а у нас нет. Умерла. Вот вы мне о вашем Высоцком рассказывали, даже напевали. Откровенно говоря, голос у вас такой, что оценить музыкальную сторону я не в состоянии. Но поэзия — истинное чудо! У нас ничего похожего нет. И с музыкой все в точности так же. И больших художников нет. Словно все оборвалось — сразу после Запад­ного похода и экономического бума ранних сороковых.

— Да, — ухмыльнулся вдруг Горетовский, — Западный поход это да… Ловко мы… то есть, вы, конечно… в общем, понятно… ловко немцам вдули тогда! По самое не могу вдули! А вы говорите — литература… Всё же просто: вот ваш вариант, вот наш — выби­райте!

— Ну, и? — подавшись вперед, резко спросил Румянцев.

— Э, нет, — покачал головой Максим, — не поймаете! Я — другое дело. У меня там дом, понимаете? И сколько бы жить тут ни довелось — попыток вернуться не оставлю. Я так решил, и точка. Один раз чуть слабину не дал — хватит с меня. Пусть даже меня давно не ждут, пусть вообще ничего там не осталось — все равно. Мой дом — там.

— А Наталья Васильевна?

— Знает, понимает и разделяет, — сухо ответил Максим. — Да она бы меня первая уважать перестала…

— Ну, что ж, — проговорил Румянцев, — с ней вам повезло.

Горетовский молча прикурил очередную сигариллу.

— Тогда к делу, — напористо произнес ученый. — То, что произошло с вами, уверен, имеет прямое отношение к моей научной специальности и к работе, которой я занимаюсь много лет. В несколько ином ключе, но, принципиально, это тоже искривление, свертыва­ние и развертывание пространств. В некотором смысле даже, возможно, проще. Хотя… Я даже представляю, какого рода уравнениями может описываться ваш феномен. В общих чертах, разумеется… А вот параметры… Во время нашей беседы я кое-что повертел в го­лове, — он постучал длинным пальцем по лбу, — и покамест не вижу, каким образом обыч­ная молния…

— Вам бы под такую обычную, — проворчал Максим.

— Я имею в виду, что шаровая… Да и то… Понимаете, плотность энергии требуется чудовищная… к тому же, энергии узконаправленной… Возможно, некие особенности тонкой квантово-волновой структуры вашей личности…

Николай умолк, глядя в одну точку. Лишь губы его чуть заметно шевелились. Мак­сим деликатно кашлянул.

— Да, — спохватился профессор. — Ну, не стану обременять вас подробностями. Скажу лишь, что, пытаясь воспроизвести тот эффект, вы действовали, в общем, пра­вильно. Другое дело, что именно тот дуб, как мне представляется, вовсе не обязателен. Не говоря уж о вашей… ммм… рабочей одежде и вашем… эээ… напитке…

— Ну, нет, — возразил Максим. — Может, вы, Николай, и большой ученый, но пока мне никто не доказал, что этого не надо, — буду воспроизводить максимально точно. Мне зря рисковать тоже не хочется.

Румянцев задумался.

— Что ж, — сказал он, — ваше право. Однако предложил бы следующее. Первое. Если в период моего пребывания здесь разразится гроза, и вы решитесь на очередную попытку — предупредите меня. Я могу оказаться полезен. Наблюдение за вами, некоторые элемен­тарные измерения могут многое прояснить. Я бы хотел также взять с собой Федора Усти­нова.

— Бармена? — удивился Горетовский. — А его-то зачем?

— Не стоит недооценивать Федора. Он не так уж давно барменом здесь — в молодо­сти был морским пехотинцем, участвовал в пешаварской операции, имеет Георгия, в от­ставке по ранению. Чрезвычайно собран и проницателен. Не исключаю, что может невооруженным глазом разглядеть то, чего не покажут нехитрые приборы. И абсолютно наде­жен, — улыбнулся профессор. — Восемь лет за одной партой в здешней гимназии… первое посещение Маман… Уж будьте уверены! Ну, согласны? Если да, то второе. С завтрашнего же дня, в походных условиях, — он повел рукой по номеру, — я начну теоретическую и расчетную разработку проблемы. Продолжу уже у себя, в Петербурге. Если результат бу­дет положительным — а я надеюсь на это, — то оставляю за собой право пригласить вас в мою лабораторию для проведения экспериментов. Ну, Максим?

— С первым согласен, — устало ответил Максим. — Насчет второго — жизнь покажет. Я пойду сейчас, Наташа волнуется… Спасибо, Николай, за участие. Мне кажется, что завтра или, в крайнем случае, в четверг гроза будет. Я уж научился предугадывать. Если не ошибся — сообщу вам. Продиктуйте номер вашего переносного. Ага… Ага… За­писал. Сейчас вас наберу… Определился? Хорошо. Все, я