— Неделя, — прошептала Ира из коридора.

В проеме комнаты торчали Павел и Карина. Егор по-прежнему рубился в свои игры, он лишь на минуту выглянул из чулана, когда Сергей привез врача. Надежда почти не выходила из зала. В комнате, кроме врача и пациента, находился только Лихоманов-старший.

Неделя, подумал он. Еще неделя кошмара — и все. Еще целая неделя, которая только началась. В течение этой недели налетчики будут вонять в туалете табачным дымом, их придется кормить и наверняка обстирывать. Принесло оккупантов на мою голову…

— Сейчас выпишу рецепт, — спокойно говорил Борис. — Перевязку будете делать каждое утро и каждый вечер. Я уверен, что вы это сможете.

— Это к тебе относится, — Сергей испытующе посмотрел на Карину. Та поморщилась, но протеста не последовало. И на том спасибо.

— Чего мы должны? — спросил Павел. Борис даже не обратил на него внимания.

— Пошли, Сергей, — сказал врач. — Проводишь меня до машины. Да и в аптеку зайди заодно.

Ни с кем не попрощавшись, Ловейко вышел из квартиры. Лихоманов последовал за ним…

— Ты, если я правильно понял, сделал свое дело? — спросил Сергей, когда мужчины спустились во двор и остановились возле машины.

— Да, с этим парнем проблем быть не должно. С точки зрения медицины. А вот с других… Боюсь, твои постояльцы еще наделают тебе хлопот. Так что советую тебе их припугнуть. И не давай им бездельничать, а то на стенку полезут. Пусть занимаются больным — я не зря сказал про перевязки. Зэчары все это как правило умеют делать…

Через несколько минут Сергей остановил машину возле больницы и протянул руку врачу:

— Спасибо, Борис.

— Не за что… Не люблю быть в долгу, — сказал Ловейко, улыбнувшись уголками губ. — Ну ладно. Удачи! Она тебе сильно понадобится в ближайшие дни.

…Открывая дверь квартиры ключом, Сергей уже понял, что происходит недоброе. Растрепанная, раскрасневшаяся Карина с привизгом допрашивала Пашу, куда он дел ее сумочку. Паша в свою очередь огрызался, уверяя, что следить за чужой сумочкой он не нанимался, и что Карине следовало бы вообще не выпускать ее из рук, раз она не может жить без ее содержимого. Разговор, естественно, проходил на повышенных тонах и без особого контроля над нормативами лексики.

Сергей готов был поклясться, что никакой сумочки Карина действительно не вносила в квартиру. Кроме дорожной сумки, набитой награбленными долларами, при славной троице ничего не было. Но сейчас он не стал высказывать вслух свои соображения.

Вместо этого Лихоманов схватил девицу за локоть, развернул к себе и в очередной раз напомнил о недопустимости подобных выражений в его доме. Лицо Карины было перекошено от злобы, и сейчас его вряд ли кто мог назвать привлекательным.

— Паша, ну чего опять за дела?! — спросил он, обернувшись затем к другу. — Что за детский сад? От того, что вы будете орать и скандалить, только себе хуже сделаете. Ну потеряли сумочку, что же теперь…

Карина зарычала и сползла по стенке, уселась на пол, подтянув колени и закрыв лицо руками. Лихоманов озадаченно поглядел на нее.

— Она на игле сидит, — неохотно произнес Павел. — В сумке, наверное, две дозы «герыча» были… Ну и «баян», конечно, да прочие прилады. Если сейчас не уколется, ее начнет плющить, и она вообще все, что угодно может натворить…

— Па-ша! — простонала Карина, не вставая с пола. — Пожалуйста… Найди сумку!

— Ты где ее оставила? В тачке? Вспоминай! — требовательно заговорил Павел.

— Нет, не в тачке, — жалобно проговорила Карина. — Она всю дорогу была со мной. Я могла только в один момент ее выронить — когда мы Барина тащили в подъезд… Да, наверное, там, в кустах она и валяется! Точно!.. Сережа! — Молодая женщина повернулась к Лихоманову. — Умоляю, пожалуйста… Пожалуйста, найди мне сумку! Черная такая, кожаная, обычная сумочка… Сходи, может, она еще там… Я все-все для тебя сделаю, только по-жа-луй-ста, найди мне сейчас ее!

Карина приподнялась, но тут же встала на колени перед Сергеем и умоляюще сжала тонкие кисти рук со старыми следами лака на аккуратно подстриженных ногтях. Теперь в ее глазах прыгали огоньки страха — того, наверное, страха, известного лишь наркоманам, у которых вдруг возникла жуткая перспектива остаться на неопределенный срок без дозы. Лицо ее теперь стало похожим — Лихоманов просто поразился — на лики святых с картин эпохи Возрождения.

Ну что ты будешь с ними делать?!

— Паша, забери ее в комнату, и сидите там тихо, — сказал Сергей. — Это для вашей же безопасности… Сейчас я схожу, может, удастся чего найти. Кстати, несколько шприцев я купил, займитесь пока вашим Барином… Отвлекитесь.

Карина прерывисто вздохнула, поднялась на ноги и позволила Паше увести себя в комнату. Но на секунду остановилась, повернув к Лихоманову свое лицо — в эту минуту необыкновенно красивое, с нежнейшими чертами.

— Пожалуйста, — тихо повторила она.

… Сергей трижды прочесал кусты во дворе близ своего подъезда, обошел вокруг трансформаторной будки и заглянул под детскую горку, сколоченную из досок. Кроме пары пустых бутылок, нескольких пачек из-под чипсов, жвачек и сигарет, окурков а также, разумеется, многочисленных горок собачьего дерьма, на глаза ему ничего иного не попадалось. Сумочки, конечно же, не обнаружилось — он заранее уверился, что девица что-то напутала.

И все же он ошибся: когда стало окончательно ясно, что смысла шарить по кустам никакого нет, вдруг под одной из скамеек у ведущей через двор дорожки что-то тускло блеснуло. Лихоманов нагнулся. Пудреница! И одноразовый шприц в упаковке, однако, побывавший уже в употреблении. Все-таки Карина не ошиблась, сумочку она потеряла действительно рядом с домом. Вот только кто-то ее распотрошил, что нашел интересного, прикарманил, а ненужное выбросил.

С этими сведениями Сергей и вернулся в квартиру.

— Пудреница? — вскинулась Карина — Красная?

— Кажется, да, — проговорил Сергей равнодушно.

— Так забери ее! — воскликнула молодая женщина. — В ней одна доза еще должна остаться! Принеси, пожалуйста, слышишь?

Карину уже трясло. И она, по всей видимости не играла — даже на расстоянии порядка двух метров было слышно, как стучат ее зубы. Время, очевидно, терять было нельзя. Про себя чертыхаясь, Лихоманов снова потащился во двор, поражаясь тому, как легко он прогнулся под обстоятельства.

На скамейке, под которой Сергей несколько минут назад обнаружил остатки содержимого сумочки, покачивая ножками, сидела девочка лет семи-восьми в простом синем платьице с белыми оборками. При этом знакомая: дочь Родионовны — бесшабашной бабенки из четвертого подъезда, работавшей в местном ЖЭУ маляром. Нередкий экземпляр среди жильцов любого городского дома — живет без мужа, но приятели есть, попивает, но без запоев, шумит по ночам, но хулиганов из подъезда гоняет. И дочь растит — такую же оторву… Что это такое она в руках крутит?