что эта десятка может перекрыть все подходы не только к Сахалину, но и на южной части Курильской гряды, образовав две линии. Расстояния там слишком большие, русским боевым кораблям потребуется бункеровка углем, и они могут загрузиться им с транспортов в Корсаковском посту, где крейсером «Цусима» был изловлен и потоплен прорвавшийся из Порт-Артура зловредный крейсер «Новик», причинивший массу хлопот.

— Вот там я их перехвачу и дам бой, — негромко произнес Того, еще раз измерив линейкой расстояние. Все правильно в расчетах. Русские корабли не прорвутся нигде — 1-я и 2-я эскадры Объединенного Флота их обязательно перехватывают у выхода из пролива, и, имея превосходство в скорости, навязывают бой. А ночью начинают атаки в море большие миноносцы, имеющие приличную дальность плавания. А в проливах атакуют малые миноносцы и миноноски — а их во флоте больше сотни.

У русских мало шансов отбиться от такой своры, в кого-то обязательно попадут торпедами. К тому же с утра его эскадры будут готовиться к повторному сражению, благо его место заранее известно. Оно единственное будет притягивать все русские суда, и те пойдут туда, как летят мотыльки на пламя светильника и обжигают свои крылья.

Того наклонился над картой и ткнул карандашом в обведенный им овал — с губ сорвалось тяжелое для произношения слово:

— Владивосток…

Глава 10

— Рад вас видеть, господа. Как адмирал, Константин Константинович?! Василий Васильевич, вижу корабль у вас в полном порядке!

Фелькерзам обменялся крепкими рукопожатиями с начальником штаба эскадры капитаном 1-го ранга Клапье де Колонгом и командиром броненосца Игнациусом. Встречали контр-адмирала на борту флагманского броненосца «Князь Суворов» с должным почетом — на трапе приняли фалрепные матросы, и, придерживая под руки как драгоценную фарфоровую вазу, подняли на борт корабля, пройдя рядом со средней башней, из которой угрожающе топорщили стволы 152 мм пушки.

Понятное дело, что Рожественский по своему статусу никогда бы не вышел на верхнюю палубу — служа вместе с ним на Балтике, Фелькерзам не помнил чтобы Зиновий Петрович проявлял толику уважения к подчиненным ему офицерам, а матросов так вообще крыл площадной бранью по любому случаю. А за семь с «хвостиком» месяцев плавания характер командующего совершенно испортился, и служба на флагманском корабле стала воистину каторжной — экипаж превратился в сборище неврастеников. Такое моментально чувствуется, достаточно было взглянуть на лица офицеров и нижних чинов. А это очень плохо, когда командующего бояться больше чем неприятеля, хуже только ситуация, когда при этом подчиненные полностью разуверились в полководческом «таланте» собственного начальства и не ставят его ни в грош, несмотря на репрессии.

— Его превосходительство ожидает вас в салоне, — негромко произнес начальник штаба, глаза у него были тоскливые — Клапьеде Колонг был низведен адмиралом до составителя приказов, вроде управляющего канцелярией, и потому являться одним из руководителей эскадры просто не мог, как и разрабатывать планы. Затурканный и задерганный Рожественским Константин Константинович превратился в очередного «болванчика». А такие только слепо выполняют приказы, и перестают думать над ними — а это плохо, очень плохо, когда сам командующий перестает опираться на работу штаба. Слишком велик риск ошибки у одного человека, пусть и облеченного немаленькой властью, здесь, на краю океана, практически диктаторской.

— Я вижу, что ваше превосходительство оправились от болезни, глаза заблестели, румянец на щеках появился, — Игнациус внимательно посмотрел на Фелькерзама, и как показалось тому, с нескрываемой надеждой. Василия Васильевича контр-адмирал уважал — тот был хороший моряк и прекрасный художник, редкостное сочетание. И наблюдательный — если увидел изменения, то рано себя отпевать, видимо, «подселение» несет в себе выздоравливающий эффект, а это как нельзя кстати. Лишь бы договориться с Рожественским — а вот это труднейшая задача. Судя по задерганным донельзя каперангам, у которых взгляд побитых собак…

— Какие у вас ко мне дела, Дмитрий Густавович?!

Рожественский бросил на Фелькерзама угрюмый взгляд вечно чем-то постоянно недовольного человека. Сразу возникло ощущение, что будь его воля, он бы немедленно отправил подчиненного ему контр-адмирала восвояси, да еще с руганью в спину. По лицу Зиновия Петровича прошла судорога, глаза у вице-адмирала красные — видимо ночью совершенно не спал. А это плохо, очень плохо — в таком болезненном состоянии, без внутреннего спокойствия, командовать в бою нельзя.

— Да, рад видеть ваше превосходительство, вижу, вы немного оправились от болезни. Однако должен заметить вам, что поторопились преждевременно — лучше было бы, если дождались полного выздоровления! Вид у вас откровенно больной и немощный!

Это был откровенный «гаф», и Фелькерзам почувствовал, как в душе закипает гнев. Ему довелось послужить раньше с адмиралом, но если до этой минуту он спокойно реагировал на его выходки и слова, то сейчас все изменилось — такого нарочито демонстративного пренебрежения к себе Дмитрий Густавович никак не ожидал.

«А чему ты удивляешься — прекрасный пример, когда из грязи прыгают в князи! И живут такие люди по принципу — я начальник, а ты дурак, а если станешь начальством выше меня, то я буду дураком. Так что смирись и попробуй уговорить этого хама не бросать эскадру на бойню, а постараться выйти из ситуации с наименьшим ущербом. А для этого требуется сущая мелочь — немного изменить планы».

Голос в голове звучал негромко и четко, будто собственные мысли — по крайней мере, сам Дмитрий Густавович принимал их как свои. И немного обуздал закипающий гнев, стараясь говорить как можно убедительнее, и не смотреть в глаза командующего. Такие взгляды люди, подобные Рожественскому, всегда воспринимают как прямое покушение на их власть, а это вызывает лишь недовольство и упрямство.

Дипломатии нужно придерживаться, иначе любая миссия будет провальной, а на кону судьба огромной эскадры!

— Я вполне способен выполнять приказы вашего превосходительства, и вести корабли своего отряда в бой. Как понимаю, в настоящее время вы ведете эскадру к Цусимскому проливу, чтобы там дать сражение японскому флоту, ведь так, Зиновий Петрович?!

— Предположим, — после короткой паузы отозвался Рожественский, недовольно зыркнув глазами. И глуховатым голосом спросил:

— А зачем вам знать мои планы, Дмитрий Густавович?! Ваше дело исполнять приказы отданные мною!

— Я их и буду исполнять в точности, ваше превосходительство. Однако осмелюсь заметить, что на флоте служу никак не меньше вашего, и приобрел достаточный опыт, чтобы быть услышанным. Чтобы правильно вести сражение, нужно знать план на него командующего, чтобы в случае необходимости принимать определенные действия исходя из соображений вашего превосходительства. Прошу понять меня правильно, Зиновий Петрович — все же по своему положению я являюсь младшим флагманом эскадры, вашим заместителем, а не