— Мне нужна работа, — волнуясь, сказала она.

Он немедленно улыбнулся, загадочно скривив губы.

— Ах, как вы нетребовательны! И какая же работа? Снова — прислугой-за-всех у какой-нибудь бессердечной особы?

— Да, это все, что я умею делать, сеньор. Вы не знаете кого-нибудь?..

— О да, я знаю многих богатых бездельниц, которые согласились бы взять вас, чтобы посылать по разным мелким поручениям, и…

Он замолчал. Ивейн, замерев, ждала.

— …я не стану вас рекомендовать ни одной из них.

— О!..

— Только, пожалуйста, без слез!

— Я… я никогда не плачу, — ответила она с достоинством, — при посторонних.

— Похвальное качество.

— Для человека вроде вас.

— Вроде меня? — Его глаза демонически сверкнули.

— Испанский аристократ, который ни от кого не зависит и которому не нужно зарабатывать себе на жизнь.

— Так или иначе, сеньорита, мы все зависим от кого-нибудь. — Он обводил тростью замысловатый орнамент ковра у своих ног. — Вы должны быть честолюбивее, нельзя же мечтать только о том, чтобы поступить к кому-нибудь горничной. Скажите, что вы хотели бы сделать в своей жизни?

Тот факт, что он проявил интерес к ней, что он готов был ее выслушать, оказал на Ивейн совершенно обратное действие. Она замкнулась и от робости не могла произнести ни слова. Она никогда всерьез не задумывалась о карьере. Для этого нужно иметь хорошее образование, а ее забрали из школы и приставили к работе в Санделл-Холл, когда ей только исполнилось пятнадцать. Конечно, как многим ее ровесницам, Ивейн казалось, что интересно было бы стать стюардессой и летать на серебристых лайнерах в дальние страны. Глубоко в душе она порой мечтала о том, чтобы стать хорошим ассистентом какому-нибудь блестящему знатоку предметов искусства или антиквариата.

Ивейн любила старинные, красивые вещи, и ее очарование старым замком во многом объяснялось этой ее страстью.

— Неужели ваши честолюбивые мечты так невероятны, что вы даже не решаетесь сказать о них вслух? — В голосе дона Хуана прозвучала сухая нотка.

— Вы станете смеяться, — ответила она, не решаясь встретиться взглядом с его пытливыми глазами. Она упрямо смотрела в пол и вздрогнула всем телом от неожиданности, когда он оперся на свою палку, наклонился и взял ее за подбородок. От ее испуга в его глазах мелькнул иронический огонек.

— Я из тех, кто не терпит отказов, — насмешливо проговорил он. — Так что давайте выкладывайте мне свое желание, и посмотрим, смогу ли я его осуществить.

— Вы не можете…

— Позвольте мне хотя бы узнать, что же это такое, чего я не могу сделать. — Дон Хуан безжалостно и пристально рассматривал ее лицо. Она не могла спрятаться от взгляда этих глаз, изучающих ее кожу деревенской девушки, очертания скул, широкий и чувственный рот, глаза цвета бархатцев. Лицо Ивейн трудно было бы назвать красивым в общепринятом смысле слова… но с подходящим нарядом и при определенной веселости, которая оживила бы ее черты, внешность девушки была бы привлекательной, хотя и необычной.

Но сама Ивейн об этом даже не догадывалась. Она считала себя заурядной простушкой, в чем ее постоянно убеждала Ида Санделл.

— Скажите мне. — Глаза его были магнетическими, он словно вытягивал из Ивейн всю правду против ее воли.

— Мне кажется, было бы интересно… стать помощницей успешного, выдающегося торговца антикварными предметами… произведениями искусства. — Она усмехнулась. — Но что может быть нереальнее, если я только и умею, что приносить да уносить, да еще выгуливать любимых собачек хозяйки?

— Вы меня удивили. — Камень его перстня холодил ей кожу. — Молодые девушки обычно мечтают о какой-нибудь блистательной карьере, например манекенщицы.

— Манекенщицы? — В глазах Ивейн стояло неподдельное изумление, и он задумчиво прищурился. — Но, сеньор, я вряд ли гожусь для такой карьеры.

— У вас необычная форма лица. — Он повернул ее голову вправо и влево, словно изучая произведение искусства. — Значит, вы хотели бы заниматься редкими, драгоценными вещами? Но прежде всего вам нужно узнать, что делает их такими редкостными.

— Вот тут мой главный недостаток. — Глаза Ивейн затуманились. — Я ведь не получила никакого образования. Я ушла из школы, когда мне было пятнадцать.

— Юная леди. — В глазах дона Хуана искрилась сардоническая усмешка. — Я скакал верхом по прериям Южной Америки, когда был мальчишкой. Я был gaucho — так в тех краях называют пастухов.

— Но ведь вы маркиз Леонский! — воскликнула она.

— Да, теперь, а когда мне было пятнадцать, я был простым гаучо. — Он отпустил ее подбородок. Ощущение тепла его пальцев на коже словно проникло в душу Ивейн, согревая ее. Взгляд опекуна вернулся к портрету матери. — Мой отец погиб в сражении во время Гражданской войны, а мать сбежала от его семьи, мы с ней вместе с другими беженцами сели в лодку, которая направлялась в Аргентину. Там она была танцовщицей фламенко, и там я вырос и стал vaquero[10], а потом, подгоняемый честолюбием, отправился на серебряные прииски в глубь материка. Я оказался удачлив, нашел серебряную жилу и купил матери дом в Лиме. Она жила там, и больше ей не нужно было танцевать для всяких разбойников. Она умерла от горя, сеньорита, спустя какое-то время дедушка тоже умер, и я вернулся на остров Леон. Я так и не простил им неуважения к моей матери. Семья отца готова была принять меня, но не мою мать, так что я решил остаться с ней и заняться своим образованием. Обстоятельства сложились так, что я вернулся сюда, на остров, но я сохранил привязанность к Лиме, к этой стране с воинственной историей и дикой красотой. — Его глаза вспыхнули. — Да, вакуэро живут в седле, — заключил он бодро. — Так что я не всегда был таким, каким вы видите меня сейчас.

— И вы… с вами был несчастный случай, сеньор?

— Да, несчастный случай. — Он, видимо, не хотел обсуждать это, и на мгновение его лицо посуровело от нерадостных воспоминаний. — Итак, вы хотите работать среди старинных, красивых вещей, да?

— Мечтать хорошо, — сказала Ивейн, слегка улыбнувшись.

— Это вовсе не должно оставаться мечтой. Вы не пошлая молодая девица. Я и сам заметил, что вы в восторге от этой комнаты с резной мебелью и старинными безделушками из Лимы. Конечно, вам еще многому нужно научиться, придется освоить и пару иностранных языков. Здесь, на острове, живет один мой друг, который много знает о жизни великих живописцев и скульпторов, он, кстати, раньше преподавал иностранные языки. Это сеньор Фонеска. А вы, возможно, о нем уже знаете?

— Да, сеньор. — Она вспомнила слова экономки, что у сеньора Фонески есть дочь, редкая красавица, на которой дон Хуан, возможно, женится.

— Хорошо. Вскоре я повезу вас к нему и познакомлю, и тогда мы можем поговорить о том, чтобы вы брали у него уроки по нескольку часов в день. Я вижу по вашим глазам, вы удивлены. Разве не этого вы хотели — получить образование у знающего человека?