потянула за несколько ниточек, чтобы вы двое…"

Не успел Генри договорить, как дверь распахнулась, и передо мной возникла Брук, которая бросилась ко мне и крепко обняла. Ее волнистые светлые волосы каскадом рассыпались по веснушчатому лицу, а лесные зеленые глаза блестели от возбуждения. "Минка, боже мой! Я ждала тебя!"

Когда она наконец отпустила меня, Брук повернулась к Генри, ее энтузиазм едва сдерживался. "Спасибо, Генри!"

Генри посмотрел на нас обоих с видом снисходительной фамильярности и слегка покачал головой. Он оставил мой багаж в комнате общежития.

"Я оставлю вас двоих поговорить", — сказал он с отеческим кивком и слабой улыбкой, после чего вышел, и дверь мягко закрылась за ним.

Когда Брук проводила меня в комнату общежития, мое сердце заколотилось от благодарности за ее заботу.

"Как только папа согласился, чтобы ты жила рядом со мной, я отправилась в магазин и купила все необходимое", — сказала она. "Я хотела быть уверена, что к твоему приезду комната будет готова. Мы не можем терять ни секунды!"

Комната встретила нас взрывом красок, каждый оттенок, казалось, был подобран вручную, чтобы вызвать ощущение вибрации и тепла. Стены были украшены яркими гобеленами, а сказочные огоньки переплетались между собой, создавая мягкое, неземное сияние во всем помещении.

У противоположной стены стояла кровать с уютными пледами лазурного и пурпурного оттенков. Над кроватью висела фотография Какаши Хатаке с его загадочным взглядом, наблюдающим за нами.

"О, боже мой", — сказала я, когда увидела ее.

"Разве тебе не нравится?" — спросила она. "Если бы ты не привела сюда парня, Какаши-сенсей определенно наблюдал бы за вашим сексом".

Я начала смеяться и игриво толкнула ее. "О, Боже!" повторила я, на этот раз скорее с недоверием, чем с энтузиазмом.

Комната представляла собой эклектичную смесь наших характеров — живость Брук отражалась в разноцветных креслах-мешках, расставленных вокруг низкого столика, украшенного подставками с яркими узорами. Книжные полки были заполнены множеством романов и коллекций манги. В одном из углов был разбит небольшой травяной садик: горшки с базиликом, розмарином и мятой грелись в лучах солнца, проникающих через окно.

"Правда?" спросила я. "Растения?"

"Они приносят хорошие вибрации", — объяснила она, опускаясь в кресло-мешок. "Это наука".

"А поливать их буду я", — заметила я.

"Это научит тебя ответственности", — ответила она. "Ты ведь хочешь быть самостоятельной, не так ли? Это отличный способ начать". Она выпрямила спину. "Как ты держишься? Твой дядя узнал о Сойере?"

Я покачала головой, и тяжесть надвигающегося откровения, словно камень, осела у меня в желудке. "Пока нет, — призналась я, — и Генри молчит… пока что. Но это лишь вопрос времени, и я не знаю, как все это объяснить".

"Ты никому не должна ничего объяснять, Минка", — сказала она мне, сверкнув глазами. "Это твоя жизнь, твои решения".

"Так вот как ты избавилась от помолвки?" поддразнила я, опускаясь на диван. Он все еще был жестким и новым, но он был моим, и это имело значение.

Цвет со щек Брук исчез в ответ на мой вопрос, а в ее зеленых глазах отразилась мимолетная уязвимость. Она покачала головой, заправляя прядь волос за ухо — эта привычка всегда была у нее, когда она чувствовала себя неловко.

"Мне повезло, что мой отец позволил мне покончить со всем", — тихо призналась она. "В любом случае, пожалуйста, скажи, что у тебя есть что-то для White Out".

"Ах, да". Я вздохнула. "Вечеринка".

Глаза Брук расширились. "Вечеринка?" — спросила она. "Это все равно что назвать "Титаник" кораблем. О White Out, желанной вечеринке для ориентации, говорит весь кампус, ясно? Все, кто есть, будут там". Когда Брук отвлеклась от обсуждения, ее глаза заплясали от возбуждения, и она оживленно рассказала о веселье и яркой энергии, охватившей мероприятие. "Единственное, что отвратительно, это то, что папа знает об этом и посылает пару профессоров, чтобы все испортить. Не для того, чтобы остановить, а чтобы присматривать, чтобы не было слишком шумно, понимаешь? Мы не можем запятнать драгоценное имя элитной академии или что-то в этом роде".

"Как ты думаешь, почему профессора соглашаются следить за этими вечеринками?" спросила я. "Я уверена, что это не прописано в их контракте".

"Это способ навести мосты или избежать последствий предыдущих действий", — признала она. "Иногда они хотят искупить свою вину перед моим отцом. Если говорить начистоту, то чаще всего они либо наказаны за что-то, либо пытаются вернуть расположение моего отца. Но это его способ убить двух зайцев одним выстрелом".

Она тихо вздохнула, обвела взглядом комнату, а затем понизила голос. "Ты слышала, кто преподает мораль и этику в профессиональном спорте?"

"Кто?" спросила я.

"Коннор Брэдли".

"Коннор Брэдли?" Мои глаза расширились. "Разве он не был уволен Детройтом из-за какого-то заявления о домогательствах год назад?"

Брук кивнула. "Его полностью уничтожили", — сказала она. "С тех пор он не играл. Это уничтожило все его шансы на попадание в Зал славы, хотя он вполне мог бы. Он был обладателем "Харт Трофи", забил пятьдесят голов в одном сезоне и просто талантливый игрок. Он был третьим лучшим бомбардиром в "Детройте", когда это случилось, несмотря на то, что ему было тридцать восемь".

"Почему твой отец позволил ему преподавать здесь?" спросила я.

"Во-первых, — сказала Брук, — мы не знаем, что он на самом деле сделал, кроме того, что он был пьян и попал в реабилитационный центр. Ходят слухи, что он переспал с одной из пиарщиц… ну, знаешь, с теми, которые носят топы и футболки на трибунах? Особенно после его развода, это кажется довольно правдивым. Но значит ли это, что он домогался ее? Сомневаюсь, иначе почему бы ей не подать заявление в полицию?"

Я покачала головой. "Похоже, это выше моих сил".

"Но так ли это?" — спросила она. Ты ведь собираешься унаследовать "Змей" после окончания школы, верно?"

Я вздохнула. "Наверное, это правда", — пробормотала я.

"В любом случае", — сказала она. "Я не удивлюсь, если он там. Мой отец наверняка быстро поставит его на место, чтобы Брэдли точно знал, чего ожидать. И поскольку это первая оливковая ветвь, которую ему предложили…" Она позволила