Я взяла вазу из раковины и опустила у нее прекрасные цветы.

– Может быть, ты хочешь поесть? – я указала на остывшее рагу на столе. Мне редко приходилось быть гостеприимной хозяйкой, поэтому я постоянно забывала что-то важное: предложить гостевые тапочки или налить стакан воды.

– Я бы лучше посмотрел твою комнату, – его любопытство, граничащее с наглостью, привело меня в замешательство. Но видя его взгляд исподлобья, я не смогла отказать.

Я без слов взяла его за руку и повела в свою небольшую спальню. У меня всегда был идеальный порядок, даже фанатичный, как называла его Марго.

– У тебя очень мило, почему-то я так и представлял себе твою уютную комнату, – он обхватил меня за талию, развернул к себе и приблизил свое лицо к моему. Я ждала поцелуя, но он медлил, касаясь кончиком носа моей кожи, он провел им по щеке, дотронулся мочки уха и шепнул. – Тебя нелегко было отыскать.

– Но ты все-таки нашел, – я прикрыла глаза от удовольствия, губы растянулись в блаженной улыбке.

Он пробежался легкими поцелуями по моей шее, провел языком по окружности уха и ласково прикусил мочку. Я почти рухнула на подкосившихся ногах и еще крепче вцепилась ему в предплечья. Накатившее возбуждение сделало тяжелым низ живота.

– Я не хочу на тебя давить, – тихо сказал Тони, немного отстранившись.

– Просто поцелуй меня, – взмолилась я.

Мы целовались на моей постели, давая полную свободу рукам и словам.

– Ты такая нежная, – он скользнул влажной прохладной рукой под мою футболку, проведя пальцами по животу и нежно сжав грудь, я застонала от его прикосновений. Я постоянно ощущала твердость, наполнявшую его джинсы. Мы продолжали страстные поцелуи и ласки, сплетаясь пальцами, руками и ногами. Я мечтала скинуть одежду, прижаться обнаженной кожей к горячей коже Тони, ощутить его полностью. Мы перевернулись, и я оказалась сверху. Вытянув из брюк край его рубашки и приподняв его, я провела языком по твердому животу, он напряг его еще сильнее и вцепился в простыню, выдохнув: «Ох, Майя». Сладкое мучение нужно было остановить, так как продолжать его здесь было опасно, скоро должен прийти папа.

Я наклонилась над Тони и замерла. Мои длинные волосы касались его лица.

– Папа в магазине, но он скоро вернется, – я была уверена, что моя фраза подействует подобно холодному душу. Тони кивнул и притянул меня к себе на грудь. Гладя меня по спине, он шептал: «Ты такая красивая, сексуальная, невероятная». Я вдыхала его запах через светло-голубую рубашку, он вспотел, и его природный аромат сводил меня с ума. Я приподняла тяжелую голову и заглянула в светлые глаза. – Я счастлива, что ты здесь, Тони.

Я попросила Тони подождать меня в гостиной, а сама быстро привела себя в порядок: пришлось сменить насквозь промокшее нижнее белье, прибрать растрепанные волосы и смыть облетевшую тушь. Я выбрала простое желтое летнее платье с кружевными рукавами. Я торопилась, чтобы не наткнуться на папу, меня не отпускал нелепый инстинктивный страх – познакомить отца на его территории с парнем-чужаком.

Одного «Вау» от Тони было достаточно, чтобы почувствовать себя самой красивой. Я быстро написала записку для папы, хихикая про себя: «Не волнуйся, я недолго погуляю с поклонником». И в подтверждение написанным словам оставила записку под букетом роз на кухне.

– Куда ты хотел меня пригласить? – мы спускались по лестнице, держась за руки.

– Вообще-то, поесть, но раз ты не голодная…

– Если честно, я очень хочу есть, – призналась я.

– Да ты – врунишка, Майя! – он приподнял одну бровь. – Тогда мой священный долг – тебя накормить.

Когда мы вышли, Тони достал ключи из кармана джинсов, и нам моргнула фарами новенькая синяя BMW. Пришла моя очередь сказать изумленное: «Вау».

Всю дорогу мы провели за разговорами о школе, общих учителях и театральном кружке, куда недолго ходили вместе. Я затаила дыхание, когда Тони вдруг начал читать один из длинных нескладных стихов, которые меня так поражали десять лет назад:

«Человек приходит к развалинам снова и снова,

он был здесь позавчера и вчера и появится завтра,

его привлекают развалины.

Он говорит:

Постепенно, постепенно научишься многим вещам, очень многим,

научишься выбирать из груды битого щебня

свои будильники и обгоревшие корешки альбомов,

привыкнешь приходить сюда ежедневно,

привыкнешь, что развалины существуют,

с этой мыслью сживешься.

Начинает порою казаться – так и надо,

начинает порою казаться, что всему научился,

и теперь ты легко говоришь

на улице с незнакомым ребенком и все объясняешь.

Так и надо.

Человек приходит к развалинам снова,

всякий раз, когда снова он хочет любить,

когда снова заводит будильник».3

Он замолчал. Я не в силах была отвести от него ошеломленный взгляд. Тони сосредоточенно смотрел на дорогу, будто в одно мгновение вышел из образа. Но во мне, где-то глубоко, в самом тихом и укромном месте души, плакала маленькая девочка, жизнь которой однажды превратилась в развалины. Я медленно повернула голову, внутри все еще звучал эхом тихий грудной голос Тони, на глаза навернулись слезы.

– Майя? – обеспокоенный голос, реальный голос Тони, вырвал меня из потока сознания, в котором перемешалось все подряд: услышанные сейчас слова и строки, воспоминания о маме, о ее нежных руках, добрых карих глазах и вечных маленьких сережках колечками, папины слезы на похоронах, мои одинокие прогулки по холодному весеннему двору.

– Почему ты вспомнил именно это стихотворение? – еле выдавила я, смотря в лобовое стекло невидящими глазами.

Тони ответил не сразу, мне пришлось быстро взглянуть на него, он крепко сжимал руль и глубоко дышал.

– Порой мне кажется, что оно отражает мою жизнь, – он посмотрел на меня глазами полными грусти. Как бы я ни хотела узнать, что именно он имел в виду, о чем, возможно, болело его сердце, я промолчала. Я эгоистично думала о себе, приняв на свой счет печальные строки сложного произведения, хотя у Тони были свои мотивы, чтобы запомнить стихотворение и проецировать его на свою жизнь.

Тони повернул во двор новостройки в центре города и остановился у подъемных ворот подземной парковки. Я плохо знала, какие именно кафе и рестораны находились в окрестностях, поэтому не стала задавать уточняющих вопросов. Мы нырнули в темноту паркинга и остановились у дальней стены, невидимые для всех.

– Ты расстроилась? – он дотронулся до моей руки. Я кивнула. – Иди ко мне.