штыков, прячась за лафетом орудия. Всех наших мушкетёров перекололи. Нас с Григорием чуть не скинули вниз. Вовремя подоспели егеря.

– Пушку разворачивай! – сообразил я. Солдаты развернули захваченное нами орудие.

– Два выстрела есть! – обрадованно заорал Григорий.

– Забивай! – командовал я, срывая голос. – Фитиль где?

Мне всунули в руки коптящий фитиль. Орудие вздрогнуло, окутав нас дымом. Граната взорвалась прямо в гуще отступающего неприятеля.

– Молодец, Добров! – сухо похвалил меня Суворов, проезжая мимо на усталой лошади. Его сопровождали казаки. За ним подоспели гренадёры и ринулись вверх. Главнокомандующий был в одном лёгком сюртуке. Поверх плащ тонкий, ничем не подбитый. На голове широкополая шляпа, совсем не по уставу. Он размахивал плетью и кричал, приподнимаясь в стременах: – Вперёд, соколики! Не посрамите Россию-матушку!

Французы укрепились на очередной вершине и вели беспощадный огонь. Но мы карабкались по камням, не обращая внимания на жуткое жужжание пуль и рокот снарядов, вступали в штыковую. А отбитая нами вершина оказывалась очередным уступом. Впереди новый уступ, ещё круче, ещё сильнее укреплённый. Сил не осталось. Вся одежда в грязи, мокрая, забрызгана кровью. Колени и локти сбиты.

Взять очередную вершину нам не удалось, и мы откатились назад. Солдаты падали на землю от изнеможения. Манерки с водой опорожнялись мгновенно. Раненым пытались остановить кровь. Главнокомандующий потребовал офицеров к себе.

– До перевала ещё высоко? – пытал Суворов у Антонио.

– Так, вон же он, – указывал проводник вверх на седловину гор.

– Одну атаку хорошенько провести надо, – обращался командующий уже к офицерам. – Надавить!

– О Розенберге ничего не слышно? – спросил Милорадович. – Пригодился бы сейчас нам со свежими силами, да с артиллерией.

– Как в землю провалился, – посетовал Суворов. – Некогда нам ждать Розенберга. Самим надо взять перевал. Отряд Багратиона запаздывает почему-то.

– Я говорил вам, – твердил Антонио. – Невозможно взобраться по отвесным скалам, да ещё когда они мокрые. А вы послали туда людей с полной амуницией. Не пройдёт отряд господина Багратиона.

– Я верю в русских солдат, – стоял на своём Суворов. – Если бы не верил, то не был бы главнокомандующим. Скоро стемнеет. Нам до темноты, во что бы то ни стало нужен Сен-Готард.

Мы вновь полезли вверх, стараясь укрываться за валунами от стрелков. Пули жужжали совсем близко. Ядра прыгали по земле, сбивая с ног людей. Гранаты с жутким треском лопались, разбрасывая осколки. Но мы упрямо продвигались вперёд. Я след в след шёл за Григорием. Он умел воевать в горах. Выбирал самые безопасные участки.

Мы присели за валуном, перевести дух.

– Все! – сказал Григорий. – Сейчас надо будет выскочить и в открытую сто шагов бежать, что есть силы. Если не подстрелят, то ворвёмся. Ну, ваше благородие…

– Погоди! – попросил я, хватая его за рукав. Почувствовал, что не смогу подняться. Лучше умереть, вот, так, сидя за валуном. Тело не слушалось. Ноги каменные. Руки мелко дрожали. Я полностью выдохся. А ещё, что самое противное, во мне вдруг поселился страх. Подумалось, что именно сейчас, в этой атаке меня убьют. Откуда взялось это дурацкое предчувствие, понять не мог, но вдруг стало страшно.

– Знаете, что, ваше благородие, – зло зыкнул на меня Григорий. – Вокруг, вон, солдатики гибнут, а вы тут раскисли, как барышня. Ну-ка поднимайтесь! С Богом!

Он сильно толкнул меня локтём в бок, приводя в чувства. Не знаю, откуда у человека берутся силы, но я бежал в гору, не чувствуя ног. За мной в атаку поднялись солдаты. Впереди, вверху вспыхивали ружейные выстрелы. Казалось, никто из нас живым не доберётся до французских укреплений. Я все ждал пулю, предназначавшуюся мне, и уже ничего не боялся. На все – воля Всевышнего! Вдруг справа на хребте показались цепи гренадёров. Они стремились вниз.

– К французам идёт подкрепление, – задыхаясь, сообщил я Григорию.

– Это наши! Слышите, как матерятся. Французы так не умеют, – ответил мне Таракан, и ещё шибче кинулся в атаку.

И точно! Отряд Багратиона все же преодолел скалы, поднялся на хребет и свалился на головы французам. Враг бежал, бросая орудия и знамёна. Перевал Сен-Готард наш!

Розенберг! Розенберг подошёл! – пронеслось по войскам. Где-то вдали заговорили пушки.

– Где это? – спросил я у вестового, проезжающего мимо.

– У Оберальпа. Розенберг даёт французикам прикурить! – живо ответил вестовой.

Я плашмя упал на холодный мокрый мох и долго не мог отдышаться. Сердце прыгало в груди, как сумасшедшее. А я все твердил «Отче наш», благодарил Бога и всех святых, что остался жив, и даже не ранен. Григорий расстелил рядом непромокаемую епанчу, что приобрёл для меня, перекатил на неё моё непослушное тело и укрыл с головой. Начинал моросить мелкий, противный дождик. Я почувствовал запах дыма. Услышал, как рядом солдаты ломают хворост, ставят котёл на огонь.

– Что варить будем? – спросил Григорий у кого-то.

– Перлова крупка есть жмень, – ответил кашевар. – Сальца туда кину. У тебя что есть для котла.

– Мясо вяленое, да мука, – ответил Таракан.

– Давай. Знатная похлёбка получится.

– Мне, главное, офицерика своего накормить. Видишь, как выдохся. В атаку первым лез.

– Видели мы, – подтвердили другой голос. – Смелый, благородие. Не пригибался, так под пули и шёл в полный рост. Мы в это время с горы на французов кинулись, а вы снизу их подпёрли.

– Расскажите, как в обход шли? Говорят, скалы, что стены, – спросил Григорий.

Я откинул край плаща. Дождик обрызгал лицо. Перевернулся на живот. Костер горел ярко. Котёл начинал шуметь, закипая. Солдаты сидели вокруг, протягивая закоченевшие руки к огню.

– Ох уж и работёнка, – вздохнул один из солдат. – Вот так бывало: один встанет у стены, два ружья ему под плечи, чтобы не приседал, а остальные по нему забираются. Унтер все кричал: Вниз не смотреть!

– Я взял, да оглянулся, – рассказывал другой солдат. – Мать честная! Под ногами пропасть – дна не видно. Внизу скалы, что зубья. Ниже крутой склон, занесённый снегом. Тут же вновь мордой в скалу оперся и, что есть силы, пальцами за камни цепляюсь. Не дай Бог соскользнуть! Сверху, надо мной кто-то охнул. Краем глаза увидел только беспомощно поднятые руки. Соскользнул вниз. Шмяк! Все – нет человека!

– Фёдор Осипов сорвался, – сказал седоусый гренадёр, снял головной убор, кратко перекрестился.

Мимо двое солдат из фельдшерской команды пронесли раненого на епанче. Тот громко стонал. Один из солдат пытался его успокоить:

– Потерпи, браток, уже недалече.

– Да много там сорвалось. Не только Фёдор, – буркнул солдат, сидевший в сторонке. – При мне двое свалились.

– Ванька, Ванька конопатый со мной шёл, – встрял ещё один гренадёр. – Поскользнулся – и вниз. Я его за руку успел хватить. Держу и чую, что не вытянуть мне его. Ребятки пытаются мне помочь,