Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На персональных выставках Хойо Курино его раковины располагают на высоких подставках, чтобы посетители могли и любоваться миниатюрой, и читать танка. Работы его стоят дорого, но в богатой и благополучной Японии высокая цена – не помеха, успеху она только сопутствует. А еще больше раковин уплывает за океан, в частные коллекции. На одной из последних выставок было продано сразу четыреста раковин. Уложенные в коробочки из светлого дерева, укутанные в желтую мягкую ткань, они предназначаются тем, кто любит и ценит Красоту в Искусстве. Каждая проходит долгий – два года! – период подготовки, слой за слоем грунтуется, лакируется, прежде чем мастер коснется ее кистью. А впереди ждет еще более долгая (господин Курино утверждает: как минимум 300 лет) жизнь на радость людям.
Искусство, которым так замечательно владеет художник, исконно японское и достаточно древнее, первые расписанные с помощью красок и лака раковины представлены в музее знаменитого сёгуна Токугавы в Нагойе и датируются Х веком. Но сегодня в Стране восходящего солнца этим профессионально занимаются лишь четверо художников. И, как говорят сведущие люди, Курино-сан – лучший из них. А вот среди дилетантов роспись раковин весьма и весьма популярна. Япония – удивительная страна еще и потому, что здесь и каждый взрослый, и каждый ребенок непременно имеют какое-нибудь хобби. Один из первых вопросов, который тебе обязательно зададут при знакомстве, будет звучать именно так: «А какое у тебя хобби?» Здесь – я просто уверена в этом – самое большое количество на душу населения всевозможных кружков, секций, обществ… Не входить по крайней мере хотя бы в одно из них – как минимум неприлично. Люди танцуют, поют, создают композиции из цветов и керамики, обучаются искусству оригами, изучают иностранные языки, играют на старинных национальных инструментах, расписывают раковины… И восхищаются работами больших мастеров, таких как художник Хойо Курино.
После торжественной чайной церемонии в старом доме, вдоволь напившись густой зеленой пены, вдоволь насидевшись на коленках, вдоволь насмотревшись на прекрасные творения, уже не чувствуя онемевших ног, я все же делаю попытку встать. Попытка не удается, и художник, которому, видно, стоит больших усилий не расхохотаться, поднимает с татами одну из уже рассмотренных нами деревянных коробочек с драгоценным содержимым, завернутым в мягкую ткань, и протягивает мне. «Время от времени будешь в нее заглядывать, – говорит он, – а потом также аккуратно заворачивать и укладывать в футляр». «Почему время от времени? – машинально удивляюсь я, слишком занятая мыслью, что принять такой подарок – неловко. «Потому что моими работами лучше любоваться время от времени, – серьезно ответил художник. – Тогда каждый раз можно рассчитывать на небольшие открытия»…
Картинки плывущего мира
Восьмидесятилетие Хойо Курино праздновали неделю. В отличие от России, где целый сонм представителей художественной элиты, полагающих себя всенародными любимцами, уже привык лихо отмечать круглые и не слишком круглые даты в кругу одних и тех же друзей-шоуменов, но с непременным присутствием многомиллионной аудитории телезрителей, в Японии эта достойная традиция пока неизвестна. А посему, не столь продвинутое японское ТВ отличилось демонстрацией документального фильма о художнике и его уникальных творениях – прекрасных морских раковинах на сюжеты «Гендзи-моногатари. На ту же тему и росписи Курино-сана по фарфору.
Для традиционной японской живописи всегда было характерно большое разнообразие художественных форм. Это могли быть все те же морские раковины, бумажные картины в обрамлении шелка, разворачивающиеся свитки, расписные веера различного предназначения, декоративные ширмы…
Впервые иллюстрировать «Повесть о Гендзи» здесь начали в XII веке: многометровые живописные свитки (эмакимоно) очень подробно рассказывали историю похождений блистательного принца Гэндзи. С тех пор менялись времена, стили, художественные школы, на смену одним живописцам приходили другие, стиль ямато-э сменился монохромной живописью тушью в дзэнской манере, суми-э, тот в свою очередь уступил место укиё-э, популярнейшему стилю японского изобразительного искусства периода Эдо, но пристрастие японских живописцев к «Гендзи-моногатари» так и осталось непреходящим.
Кстати, говорят, что эстетика укиё-э в свою очередь оказала огромное влияние на становление европейского импрессионизма. В самой Японии укиё-э долгое время считался жанром «низким», поскольку изображал повседневную жизнь такой, какая она есть – непостоянным миром наслаждений и чувственных удовольствий, проплывающих мимо. Укиё-э дословно переводится, как «картинки плывущего мира». Большая часть этих «картинок», которым местные жители не придавали особого значения, утеряна, другая перешла к зарубежным коллекционерам, как правило, американским, закупавшим их в огромных количествах и беспрепятственно вывозившим из страны. Японцы, конечно, опомнились, спохватились, но было уже поздно. Теперь старинные японские картины и гравюры в стиле укиё-э с работами величайших японских художников, таких, как Хисикава Моронобу, Тории Киёнобу, Судзуки Харунобу, Китагава Утамаро, Утагава Хиросигэ, время от времени «гостят» в Японии в качестве экспонатов той или иной выставки и, поверьте, на вернисажах яблоку негде бывает упасть.
В дни, предшествующие юбилею господина Курино, родственники, друзья и знакомые прислали множество поздравительных открыток, писем и телеграмм. Почитатели быстренько раскупили экспонаты выставки-продажи, устроенной в честь дня рождения Мастера. Многие работы Курино-сана давно принадлежат музеям или служат украшением богатых частных коллекций. Цена их растет год от года, принося автору не только почет и уважение, но и основательный доход. И потому юбиляр созвал своих гостей на праздник в самый лучший ресторан города.
Здесь следует сделать крошечное отступление и объяснить, что вследствие возникшей в последнее время в России моды на все японское (Европа и Америка этим увлечены уже давно), некоторые люди искренне полагают, что ужин в каком-нибудь дорогом японском ресторане в Москве аналогичен такому же времяпрепровождению в Японии. Не верьте! Кроме запредельных цен у них больше нет ничего общего. Да и «сабису» (то есть сервис) существенно отличается. Из сказанного, однако, совсем не следует делать вывод, что московский или парижский японские рестораны плохи. Нет, они просто другие, адаптированные к местным вкусам, условиям и менталитету. Так же, как адаптированы к европейскому