Все остальные столпились за дверным проемом. А если быть точным, еще дальше, за Гром-бабой. Та со словами: «Нечего тут смотреть», вытолкала всех наружу. Правда, теперь именно этим и занималась. Прижала пухлую руку ко рту и глядела на Кору. Судя по выражению Громуши, в ранении блондинки она винила себя. Нашла чем заниматься.

— Не получается, Шипастый, — покачал головой лекарь. — Точнее, получается, но уж слишком медленно. Я не успею ее полностью вылечить, силы закончатся раньше.

Алиса вопросительно посмотрела на меня, однако руки с тела «подруженции» не убрала. Я поразился спокойствию своей пассии. Она будто дзен постигла. Ну, или делала вид, что все происходящее здесь ее не касается. Ага, а при этом продолжала тратить свою силу, замедляя ток крови Коры.

Это Миша придумал. Ввести раненую в состояние, близкое к искусственной коме, чтобы зараза распространялась медленнее. Но и это нам не помогло. Даже два парамедика не могли спасти Кору своими методами.

Яд или токсин, который переносили крысы, оказался слишком сильным. За время, пока мы донесли сюда раненую, три мерзких отметины на животе потемнели еще заметнее и зарубцевалась. Теперь она напоминала огромные корки засохшей крови, с той лишь разницей, что находились не только на поверхности кожи, а вгрызлись еще глубже. Это если верить своим рукам. Как там на самом деле — хрен его знает.

— Хорошо, хорошо, — пытался я соображать.

И понимал лишь то, что ничего хорошего здесь нет. С момента ранения Белоручки до его превращения в непонятно что прошло несколько часов. Значит, времени у нас мало. Замечательный вывод, просто отличный. Тебе, Шип, с таким аналитическим умом надо в какую-нибудь академию наук.

Традиционными мерами Мише Кору не вылечить. Он не успеет убрать эту гадость. Значит, придется действовать грубыми и непопулярными методами. И будем надеяться, что зараза не задела внутренние органы. Потому что запасных у меня под рукой нет.

— Миша, сколько ты можешь поддерживать ее. Не лечить, а именно поддерживать, чтобы зараза не двигалась больше?

— Значительно дольше, — задумался тот. — Минут сорок. Но это все ориентировочно.

— У меня секундомера все равно нет, проверять не буду. Громуша, что у нас там есть из обезболивающих?

— Ибупрофен точно был, — не убирая руки ото рта, ответила она.

— Блядь, ты мне еще нурофен с клубничным вкусом предложи. Давай шустрее, ищи самое мощное. Слепой, ты здесь? — за могучим телом Гром-бабы трудно было кого-то разглядеть.

— Здешь, — протиснулся старик вперед.

— Ставь воду и продезинфицируй это, — передал я ему «Солдатика». Тот был наиболее острый. Все-таки затачивать ножи, как и со скуки чистить автоматы — являлось хорошей привычкой. Потому что оружие всегда должно быть в идеальном состоянии. Не знаешь, когда оно может пригодиться. — И еще вот это.

Я передал ему несколько закругленных иголок и синтетические нити, которые нашел давно. И сразу мысленно отвел под эти нужды. На черный день. И вот он наступил.

— Ты что задумал, Шип? — подала голос Алиса. Очень смешно, вот именно сейчас ты решила начать тревожиться?

— А на что это похоже? — утер я непонятно откуда взявшийся пот со лба. Фуф, че ж так жарко-то? — Если тебе непременно нужно как-то это назвать, то пусть будет полевой хирургией в условиях… короче, в херовых условиях.

— Если… — Алиса замялась. — Если ты убьешь ее?

— Она все равно умрет, — сказал я одновременно с Бумажницей. Вот только валькирия произнесла это с некоторым равнодушием, как свидетель неинтересного действия. А я с бешено стучащим сердцем.

А тут и Громуша подоспела, держа в руках развороченную аптечку.

— Вот, — протянула она разные упаковки. — Найз, парацетамол, ибуклин и промедол.

— Это что? — указал я на белую пластиковую баночку с оранжевой полосой. Так до боли знакомую. — Гидроморфон?

— Не знаю, тут по-импортному написано, — прищурилась Громуша.

— Он, — кивнул я сам себе, выхватывая таблетки из рук танка. — Чего стоишь, давай воды.

— Это что еще такое? — спросила Алиса.

— Болеутоляющее, хорошее. Полусинтетическое производное морфина.

— Ты откуда знаешь?

— Матери доставал, когда умирала, — быстро ответил я. — У нас с препаратами для онкобольных беда, пришлось импровизировать.

— Прости, Шип, я не знала, — попыталась дотронуться до меня Алиса.

— Куда?! Держи ее, — тут же встрепенулся я. — Да ничего страшного, она быстро отмучилась. Всего за три месяца сгорела.

Чувство юмора Голоса начинало меня порядком раздражать. Если сначала это было смешно, то теперь хотелось плюнуть в лицо этому недоумку. Надо же именно сейчас вспомнить о матери?

Перед глазами возникло ее усталое осунувшееся лицо. И взгляд, полный боли и отчаяния. В последние дни у нее не осталось сил даже есть. Я поил ее бульоном на мясе. А она ласково гладила меня по лицу, приговаривая: «Дунечка мой».

На глазах против воли выступили слезы, а на грудь словно горячий утюг положили. И еще появилось какое-то странное, незнакомое доселе чувство. Будто я нашел ранее утраченную часть себя. И теперь не знал, что же с ней делать.

Дунечка. Что это значит? Прозвище или производная от имени? Я попробовал диковинное слово на вкус, покатал на языке. Непонятно. Дунечка.

— Шип, ты в порядке?

Негромкий голос Алисы прозвучал оглушительнее выстрела гаубицы. Меня даже передернуло. Не от неожиданности. А от понимания, насколько чужеродно звучало данное слово. Потому что теперь я понял, это не мое имя и никогда моим оно не станет.

— В полном, — ответил я ей.

А сам вытащил две таблетки. Подумал чуть-чуть и прибавил к ним еще одну. Да, побочек у лекарств много, но и боль будет нешуточная. Раскрошил их и, дождавшись воды, заставил Кору выпить. Впрочем, заставил, не совсем то слово. Блондинка припала к стакану, как выживший в пустыне. Правда, глаза так и не открыла.

— Шип, может, эти таблетки у меня побудут? — шепотом предложила Алиса.

— Отставить дрожать очком, — хмыкнул я. — Не переживай, я наркоманить не собираюсь. Не мой тип. Я ухожу от реальности при помощи старой доброй синьки.

С этими словами я достал ополовиненную уже бутылку водки, выдохнул и сделал пару глотков. Провернул все настолько мастерски, что Алиса даже возмутиться не успела. А когда открыла рот, тут же отрубил.

— Чтобы рука не дрожала.

Наконец все было подготовлено. Кора совсем притихла, значит, таблетки подействовали, а мне принесли «Солдатика», иголки и нитки на железной глубокой тарелке и еще одну миску. Я даже догадался для чего.

— Слепой, ты держи за руки, Псих, за ноги. И не зевайте. Я бы не хотел прирезать Кору из-за того, что вы облажались. Сейчас приду.