бокалам вино, похвалил калифорнийское «Мерло» за своеобразный насыщенный вкус. Помолчал. Потом как бы нехотя, раздумчиво сказал: «Райским местом для многих представляется чудесная природа, мягкий климат. Нет. И еще раз нет! Главное – поведение людей, которые нас окружают. Кто-то умышленно создал миф, что сюда ехали отщепенцы, бандиты. Были и такие, но больше ехали протестанты, которые не расставались с Библией. И города начинались с протестантских и христианских общин. Приезжали поголовно грамотные люди. В Англии с развитием протестантизма и перевода Библии с латыни на английский в семнадцатом веке число грамотных людей было более половины. А в России в двадцатом веке мне довелось участвовать в мобилизационном наборе для Армии, призывники подпись поставить не умели, совершенно неграмотные на девяносто процентов крестьяне.

– Но почему же эти праведные люди истребляли индейцев?

– Не берусь судить, кто нападал первым, кто защищался. Но именно протестанты создали условия для быстрого развития коммерции на основе библейской честности. Твердое знание Библии оценивалось при найме на работу. Сделки на доверии между разными партнерами, скорость оборота денег, инициатива и прочее, где людям верили на слово и не требовали документов, всё это создало в итоге огромные богатства. А там, где бесконечная ложь и воровство – там нищета.

– Жестоко. Но пассаж про воровство трудно оспорить, на себе испытал…

– Россию можно сравнивать с Америкой, только на уровне рабовладельческого Юга. Там чернокожие рабы создавали атмосферу лени, дикости, воровства, а сам труд считался позорным занятием. Отсюда и возникают взрывы ненависти рабов, что черных, что белых. Их всех сближает одно – ненависть к чужой собственности. В России право собственности существовало совсем недолго. Государь давал князьям и дворянам собственность из своих рук и так же мог отобрать без суда.

– Но у нас тоже появились суды присяжных…

– Да разве можно сравнивать! Суды присяжных в Англии повелись, если не ошибаюсь, с тринадцатого века, когда и России-то не было. Только Дикое поле и удельные князья, под властью монголов. Вы вспомните, с чего началась революция в Петрограде? С грабежей винных магазинов и подвалов, потому что раб вороват, лжив, преступен по своей натуре. Это известно с незапамятных времен. И как можно вообще, сравнивать Америку с Россией? В России уничтожена даже малая прослойка дворянства, интеллигенции, священничества. Отобрать и разграбить…

– Прямо Апокалипсис нарисовали. Гибель России.

– Нет. Я о том, что невозможно сравнивать нас с Америкой. Безусловно, пена схлынет. Был в России период смутного времени, полного разорения поляками государства. Но и тогда бунт начали рабы с убийств и разграбления бояр. С пожогов теремов, а вспыхнула вся Москва.

Алонин сидел хмурый, насупленный, есть не хотелось. А вино, в самом деле, отменное, насыщенное, подумал он, разглядывая бокал на просвет. Тепло, вокруг много зелени, отличный вид на тихоокеанскую бухту, подсвеченную вечерним солнцем. Радуйся и улыбайся, что встретил здесь интересного земляка, почти одногодка, а нет, не получается. Он пересилил свое неприятие мыслей художника, усмехнулся, сказал:

– Этак мы и поссориться можем, здесь на чужбине. А не хотелось бы. Жизнь рассудит. Я ведь в Россию собрался. Помолясь, как говорится, уповая на Бога.

– В добрый путь. Терять нам с вами кроме совести, больше нечего. Всё отобрали. Я тему новую разрабатываю в монументальном искусстве. Заказы пошли от американцев. Пока погожу. А там видно будет.

Харбин, осень 1937.

Алонин осенью вернулся в Харбин будто на пепелище. Знакомых почти не осталось. Многие паковали чемоданы. Служащий из управления КВЖД Столярский, прямо на улице стал рассказывать о безоблачном будущем, что ему пообещали должность на Забайкальской железной дороге, если он переедет в Россию. После унижений от Маньчжоу-Го, а в последние годы от японцев, в такое хотелось верить.

В кафе за соседним столиком бывший служащий банка Дальневосточный делился воспоминания о былой безмятежной жизни до революции. Глаза блестели от слез. Ему поддакивали. Он откровенно предавался мечтаниям, что сможет уехать и начать всё сначала в Советской России. Алонин не удержался, сказал, что он глупый фантазер и зря баламутит народ. Но банковского служащего поддержали другие:

– Пусть там коммунисты, но они русские люди, авось хуже, чем при японцах не будет.

– Конечно же, нужно ехать. В газетах пишут…

– Дешевка…

Вспыхнула ссора, Алонину пришлось уйти из кафе.

Сходил на кладбище. Положил цветы к могиле Гунь Чой. На месте захоронения тестя – глубокая яма, присыпанная снегом. Жена Наталья гроб с останками мужа перевезла в Шанхай, построила склеп при христианской миссии, чтобы всерьез и надолго. А сама вместе с семейством уехала в Гонконг.

Позвонил кузену Михаилу, спросил о делах, получил трафаретное, всё нормально. «Мама уехала в гости, будет позже…» На вопрос, почему выбрали Гонконг, – ответить толково не смог. Или не захотел.

– Поживем. Там видно будет. Я хотел в Америку, а мама отказывается. Морская болезнь…

И даже не спросил из уважения, как там племянник Петр? Поэтому разговор быстро потух, оставляя во рту вкус квашеных помидор. И неожиданно он подумал, что Дороти тут ни при чем, словно оправдываясь перед кем-то. Что да, она из этой семьи, но другая, другая совсем…

Российско-китайская граница 1937.

Станция Манчжурия, мост через Аргунь, станция Отпор… Харбинцы в вагоне прилипли к окнам – «Россия!» На станции поезд загнали в тупик. Тут же вдоль поезда выстроилась цепочка вооруженных солдат. В вагон поднялись командиры. Объявили, что нужно в первую очередь выложить все книги, журналы к досмотру. Досмотр оказался предельно простым, солдаты складывали печатную продукцию в вещевые мешки и таскали на щебневую площадку. Получилась горка из книг. Ее тут же облили бензином и подожгли. Изумленные переселенцы подняли крик:

– Это произвол! Мы будем жаловаться…

Пожилой мужчина кинулся к офицеру: «Что вы творите!?» Не добежал. Солдаты скрутили за спину руки, повели куда-то вдоль вагонов.

Последовала команда: всем выйти без вещей для досмотра. Построили в две шеренги, подвели к составу с теплушками. Разбили на партии и стали загонять в товарные вагоны.

– А наши вещи?

– Вещи вам привезут… – Офицер смеется. Командует: – Живее, живее по вагонам! Возвращенцы хреновы.

И покатилось от вагона к вагону солдатское словцо «возвращенцы», похожее на ругательство. Алонин особых иллюзий не строил, последний раз был в Нерчинске в 1928 году. Но все же слегка растерялся от произвола встречающих. Он поспешно рассовал по карманам фотографии, документы, разную мелочевку, вещевой мешок с бельишком и едой утаил под длиннополым пальто.

Поезд медленно катил на восток. В вагоне нудили и ссорились.

«Нужно уходить в побег немедленно, пока нет настоящей охраны с собаками», – это возникло на подсознательном