— Из вашей визитной карточки я узнал, что ваше имя — Родерик Аллейн, — учтиво произнес он. — В свое время я заканчивал Оксфорд вместе с одним достойным человеком, носившим такое же имя. Не ваш ли это родственник?

— Вполне возможно, — вежливо ответил инспектор, не проявляя желания развивать тему.

Он отступил, чтобы дать Найджелу возможность открыть дверь, и они вошли в комнату. Здесь уже собрались все остальные, за исключением Марджори Уайлд. Войдя, они обнаружили, что перед камином стоит доктор Токарев, очкастый и серьезный, и звучно разглагольствует. В дальнем углу сидела мертвенно-бледная Розамунда Грант, безукоризненная и отрешенная. Артур Уайлд утомленно внимал сомнительным сентенциям русского. Доктор Янг суетился в эркере.

— …Так вот, с моей точки зрения, отнять жизнь — это меньшее пр-реступление, чем вести двойную жизнь, — вещал Токарев с сильным русским акцентом. — Вот это действительно пр-реступление ужаснее, чем…

Он осекся, когда к нему подошли Хэндсли и Аллейн, сопровождаемые Найджелом и Анджелой.

— Инспектор Аллейн хочет немного поговорить с нами, — коротко объявил Хэндсли.

— Уже нас допрашивали, — начал было Токарев. — Уже охота началась. Извините, пожалуйста, но я должен уяснить для себя, так сказать…

— Будьте любезны, сядьте все вокруг стола, — сказал Аллейн, бесцеремонно обрывая рокочущий бас доктора.

Все подошли к длинному письменному столу и стали рассаживаться за ним. Аллейн занял председательское место.

— Вот что я должен сказать, — спокойно начал он. — В этом доме вчера вечером был убит человек. Возможно — но всего лишь возможно, — что это преступление было совершено кем-то посторонним. Однако пока следствие не будет закончено, боюсь, никто не должен покидать Фрэнток. Вы можете находиться, если угодно, в пределах дома и парка. Если кто-то захочет пойти дальше, в поле, сразу сообщите мне, хорошо? В случае уважительной причины я дам вам подходящее сопровождение. Вы сможете свободно пользоваться холлом и гостиной через час после окончания нашей маленькой беседы. В течение часа я должен буду обследовать эти комнаты.

Наступила напряженная тишина. Затем заговорила Розамунда Грант.

— И долго это будет продолжаться? — спросила она. Ее голос, ровный и невыразительный, внезапно и болезненно напомнил Найджелу голос Чарлза.

— Следствие, вероятно, продлится до четверга, — сказал Аллейн. — До его окончания я вынужден просить вас оставаться здесь при любых обстоятельствах.

— Это действительно так необходимо? — поинтересовался Хэндсли. — Я, конечно, тоже очень озабочен тем, чтобы было сделано все возможное, но могу понять и некоторых своих гостей — миссис Уайлд, например, — которым бы хотелось поскорее покинуть этот несчастный дом.

Несвойственные ему просительные нотки в голосе наполнили Найджела чувством острой жалости.

— Сэр Хьюберт, — быстро сказал он, — для вас ситуация сложнее, чем для любого из нас. Раз уж мы должны оставаться здесь — ничего не поделаешь, но я уверен, что все мы будем стараться как можно меньше надоедать вам и как можно больше помогать. При таких обстоятельствах всякие личные соображения гроша ломаного не стоят. Боюсь, что выражаюсь не очень внятно, но…

— Я полностью согласен, — перебил его Уайлд. — Это неудобно, но в такое время не до удобств. Уверен, что моя жена поймет это.

Как бы в ответ на это утверждение дверь отворилась и вошла Марджори Уайлд.

Расположение остальных, напряженность момента и запоздалость ее прибытия придали ему характер театрального выхода. Впрочем, театральности ее появления способствовали и другие детали. Она вошла очень тихо, косметики на ней было гораздо меньше обычного, а ее одежда, как с удивлением заметил Найджел, очень смахивала на траурную.

— Сожалею, что заставила вас ждать, — пробормотала она. — Пожалуйста, не сердитесь.

Муж подал ей стул, и наконец все оказались за столом в полном составе.

— Итак, — сказал Аллейн, — я, кажется, понял общие правила и историю этой игры, которая закончилась так странно и так трагично. Однако я не вполне представляю себе, что же должно было произойти, если бы вместо реальной жертвы была обнаружена условная.

— Но, извините меня, — начал Токарев, — разве, как у вас говорят, это сейчас уместно?

— Вполне, иначе бы я не спрашивал. Что бы вы стали делать при обычном течении игры?

Он повернулся к Уайлду.

— Мы бы немедленно собрались, — ответил тот, — и устроили пародийный суд с «судьей» и «судебным следователем», причем каждый из нас имел бы право на перекрестный допрос. Нашей целью было бы выявить «убийцу» — игрока, которому Василий вручил красную метку.

— Понятно, спасибо. А вы этого не делали?

— Бог с вами, инспектор! — пылко воскликнул Найджел. — За кого вы нас принимаете?

— Он считает, что один из нас — преступник, — медленно проговорила Розамунда Грант.

— Думаю, что игра в убийство должна быть продолжена и доиграна до конца, — продолжал Аллейн. — Предлагаю провести суд в точности так, как было задумано. За мной — роль судебного следователя. Я не очень силен в официальном языке, но сделаю все, что в моих силах. Пока что у нас не будет судьи. Это единственное отличие от исходной версии — и кроме того: я надеюсь, что будет нетрудно сразу установить обладателя красной метки.

— Совсем нетрудно, — согласился Уайлд. — Красную метку Василий вручил мне.

Признание Артура Уайлда произвело драматический эффект, совершенно несопоставимый с его действительной ценностью. Найджел тоже испытал эмоциональный шок, хотя тут же сообразил, что на самом деле установление личности обладателя метки имеет крайне незначительное отношение к делу.

Странно, что никто из них не подумал о выявлении «злодея» в игре. А ведь в этом была ее суть.

Гробовое молчание нарушила Розамунда.

— Ну хорошо, — спокойно сказала она, — а что с того?

— Большое спасибо, мистер Уайлд, — сказал Аллейн. Его поведение явно стало более официальным. — Вы выступите в качестве первого свидетеля. Метка была получена вами за обедом?

— Да, Василий сунул ее мне в руку, когда я накладывал себе закуски.

— Вы продумали заранее, как будете исполнять свою роль в игре?

— Не очень. Я обдумывал это, лежа в ванне. Мистер Басгейт был в соседней комнате. Я решил, что он не будет жертвой — слишком уж очевидно, — и тут услышал гонг, а свет погас. Я хотел было крикнуть, что это не может быть «убийца», что это какая-то случайность, но тут же сообразил, что этим преждевременно раскрою себя. Поэтому я притворился, что думаю, будто это «убийца», и начал вытираться и одеваться. Я решил, что в темноте легко найду себе «жертву». Я сделал слишком…

Его прервало взволнованное восклицание Хэндсли.