– Сдается мне, мой дорогой, рановато начали вы взбираться поступеням Традиции.

Я ответил, что мне уже тридцать восемь лет и я с честьюпрошел все ордалии[10].

– Все, за исключением одной – последней и самой важной, –сказал он, продолжая глядеть на меня все так же безразлично. – А без нее все,чему вы научились, ничего не стоит.

– Потому-то я и совершаю Путь Сантьяго.

– Это ничего не гарантирует. Идите за мной. Петрус остался всаду, я же двинулся следом за отцом Хавьером. Пройдя несколько крытых галерей,миновав гробницу, где упокоились останки короля Санчо Сильного, мы оказались вмаленькой часовне, стоявшей несколько на отшибе от основных зданийРонсевальского монастыря.

Внутри не было ничего, за исключением стола, на которомлежали книга и меч. Но это был не мой меч.

Монах расположился за столом, не предложив мне присесть. Онвзял пучок каких-то трав и поджег их, отчего часовню окутал легкий аромат дыма.С каждой минутой происходящее все больше напоминало мне встречу с мадамДебриль.

– Прежде всего, хочу предостеречь вас, – сказал отец Хавьер.– Путь святого Иакова – всего лишь один из четырех. Это – Пиковый Путь. Онможет наделить вас могуществом, но этого еще недостаточно.

– Каковы же три других?

– Два, по крайней мере, вам известны. Первый – это ПутьИерусалимский, или Червовый, или Грааля: он дарует умение творить чудеса.Второй —

Римский, или Трефовый Путь, который научит общению с другимимирами.

– Не хватает только Бубнового, чтобы собрать все мастикарточной колоды, – пошутил я.

– Совершенно верно, – засмеялся отец Хавьер. – Это тайныйпуть. Если вы когда-нибудь пройдете по нему, то обязаны будете молчать об этом.Пока оставим его. Где ваши раковины?

Открыв рюкзак, я достал раковины с образом БогоматериВизитации. Монах поставил их на стол, простер над ними руки и сталконцентрировать волю, попросив меня сделать то же самое. Аромат благовонийстановился все сильнее. Глаза наши были открыты, и внезапно я заметил, чтопроисходит то же явление, что и в Итатьяйе – раковины изнутри налились светом,который ничего не освещал. Исходящий из гортани отца Хавьера голос произнес:

– Там, где твое сокровище, там и твое сердце. Это была фразаиз Библии. Но голос продолжал:

– А там, где твое сердце, – там и колыбель ВторогоПришествия Христа. Как и эти раковины, паломник – это всего лишь оболочка.Когда разобьется оболочка, которая есть верхний слой Жизни, появится самаЖизнь, состоящая из Агапе[11].

Он убрал руки, и свечение исчезло. Потом записал мое имя вкнигу, лежавшую на столе. На всем Пути Сантьяго мое имя было записано всеголишь трижды – в книгу мадам Дебриль, в книгу отца Хавьера и – уже потом – вкнигу Могущества, куда я занес себя собственноручно.

– Вот и все, – промолвил монах. – Теперь можете идти. Даблагословят вас Пречистая Дева Ронсевальская и святой Иаков.

– Путь Сантьяго отмечен желтым по всей Испании, – сказал он,когда мы вернулись туда, где ожидал нас Петрус. – Если заблудитесь, ищите этизнаки – на деревьях, на камнях, на дорожных указателях, – они выведут вас куданадо.

– У меня хороший проводник.

– Старайтесь прежде всего рассчитывать на самого себя.Тогда, быть может, не придется шесть дней кряду кружить по Пиренеям.

Выходит, Петрус уже рассказал ему о моей оплошности.

Мы попрощались. Когда выходили из Ронсеваля, туман ужесовсем рассеялся. Прямой и ровный путь расстилался перед нами, и я стал искатьжелтые знаки, о которых упомянул падре Хавьер. Рюкзак потяжелел – в таверне якупил бутылку, хоть Петрус и говорил, что в этом нет нужды. После Ронсеваля напротяжении нашего пути должны были встретиться еще сотни городков, но спать подкрышей мне почти не придется.

– Петрус, а почему падре Хавьер говорил о Втором ПришествииХриста так, словно оно происходит сейчас?

– Так оно и есть. Оно происходит всегда. В этом – тайнатвоего меча.

– И вот еще… Ты, помнится, сказал, что я встречусь сколдуном, а я встретил монаха. Что общего у магии с католической церковью?

В ответ Петрус произнес одно-единственное слово:

– Всё.

– Вот здесь, на этом самом месте, была убита Любовь, –сказал старик-крестьянин, указывая на маленькую часовню, притулившуюся у скалы.

Мы шли пять дней кряду, останавливаясь лишь для того, чтобыпоесть и поспать. Петрус предпочитал не распространяться о своей жизни, номного расспрашивал меня о Бразилии и моей работе. Говорил, что ему нравится моястрана и что Христос Спаситель, простирающий руки на горе Корковадо, емугораздо больше по душе, чем тот, кого изображают распятым на кресте. Петрусаинтересовало все, но особенно он любопытствовал насчет бразильских женщин –такие же они красивые, как испанки? Жара в те дни стояла непереносимая, и почтиво всех закусочных и в деревеньках, где мы останавливались по дороге, народжаловался на засуху. Из-за жары мы стали соблюдать сиесту, как испанцы, иотдыхали с двух до четырех дня, когда солнце припекало особенно сильно.

В тот день мы устроили привал в оливковой роще, и к намподошел один старый крестьянин, угостивший нас вином. Испанцы имеют обыкновениепить вино в любую погоду, так что жара им не помеха – обычая этого в здешнихкраях придерживаются уже много веков.

– А что вы подразумевали, сказав, что здесь была убитаЛюбовь? – поинтересовался я, так как мне показалось, что старик не прочьпоговорить.

– Много веков назад одна принцесса совершала паломничествопо Пути Сантьяго. Звали ее Фелиция Аквитанская, и вот, на обратном пути, онавдруг решила бросить все и остаться жить здесь. Она и была этой Любовью –богатство свое раздала беднякам, а сама стала ухаживать за немощными.