получить роль Рэкхема, «самого быстрого стрелка на Западе», в пьесе «Смерть и жизнь подлого Фитча», поставленной учителем драматического искусства нашего колледжа Грегом Симпсоном. Это была большая роль, и она мне очень понравилась именно тем, что я заставлял людей смеяться — для меня это было самое главное. Легкая рябь внимания переходит в волну, все родители, пришедшие на спектакль, притворяются, что интересуются игрой своих детей, но тут — бац! — на сцене появляется мальчик по фамилии Перри, который действительно может смешить людей! (Из всех наркотиков этот по-прежнему остается для меня самым эффективным — по крайней мере, в тех случаях, когда речь заходит о том, чтобы дарить радость.) Для меня было особенно важно стать звездой «Смерти и жизни подлого Фитча», потому что это давало мне ощущение успеха.

Меня очень заботил (да и сейчас заботит) вопрос о том, что думают обо мне незнакомые люди. На самом деле это одна из ключевых тем в моей жизни. Я помню, как умолял маму покрасить площадку на заднем дворе нашего дома в синий цвет, чтобы люди, которые пролетали над нами на самолетах и смотрели сверху на наш двор, думали, что у нас есть бассейн. И, может быть, в самолете найдется какой-нибудь «несовершеннолетний без сопровождения взрослых», который посмотрит вниз и утешится увиденным…

Несмотря на то что теперь я был старшим братом, я оставался плохим ребенком. Однажды перед Рождеством я перерыл все шкафы, чтобы посмотреть, какие у меня будут подарки; я также воровал деньги, курил все больше и больше, а мои оценки в школе становились все хуже. В какой-то момент учителя поставили мой стол лицом к стене в задней части класса, потому что я много болтал и тратил все свое время не на то, чтобы усваивать уроки, а на то, чтобы смешить людей. Один из учителей, доктор Уэбб, как-то сказал: «Если ты и дальше будешь так себя вести, то никогда ничего не добьешься». (Должен признаться, что когда я получил журнал People с моей фотографией на обложке, то отправил один экземпляр доктору Уэббу с надписью: «Похоже, вы были неправы». Наверное, я поступил очень грубо…)

Но я это сделал.

Мои дерьмовые оценки по всем предметам компенсировались тем, что я прекрасно играл в теннис и входил в национальный рейтинг теннисистов.

Дедушка начал учить меня играть в теннис, когда мне было четыре года. К восьми годам я уже знал, что могу победить его, но не делал этого: я ждал, пока мне исполнится десять. Я играл в теннис по восемь-десять часов каждый день, я часами отрабатывал удары в стенку, представляя себя первой ракеткой мира Джимми Коннорсом. Я в деталях разбирал геймы и сеты, я помнил каждый удар Коннорса и каждый ответный удар Джона Макинроя. Я тренировался бить по мячу, который шел на уровне груди, я подрезал мяч струнами ракетки, я учился заводить ракетку далеко за спину, как будто я кладу ее в рюкзак. Для меня это был всего лишь вопрос времени: я обязательно выйду на лужайку Уимблдона, мило и скромно кивая обожающим меня болельщикам, я буду разминаться перед матчем в пять сетов с самим Макинроем. Я буду терпеливо ждать, пока он отругает некоторых бездушных британских судей. Наконец, я ударом слева через весь корт поставлю точку в финальном матче и выиграю турнир. А потом я поцелую золотой трофей и выпью бокал Robinsons Barley Water (ячменная вода от компании Robinsons — это напиток, настолько далекий от Dr Pepper, что мне он должен понравиться). Ну и конечно, на мою победу обратит внимание мама…

(Финал Уимблдона 1982 года, в котором Джимми Коннорс с небольшим преимуществом выиграл у столь любимого мной Джона Макинроя, был и остается моим любимым матчем всех времен. Портрет Джимми-победителя украсил тогда обложку журнала Sports Illustrated, и эта фотография висит у меня в рамке на стене и по сей день. Я ли был им или он стал мной — так или иначе, в тот день мы оба выиграли.)

В реальном мире я играл в теннис в Rockcliffe Lawn Tennis Club в Оттаве. В клубе было принято ходить во всем белом. В какой-то момент у входа в клуб даже висела вывеска, на которой было написано «только для белых», но потом кто-то догадался, что она может создать о клубе превратное представление. (Вывеску быстро сменили на «только в белом», и клуб продолжил свою деятельность.) В нем было восемь кортов; в основном их занимали пожилые люди, а я целыми днями отирался там на тот случай, если кто-то не придет или кому-то понадобится четвертый партнер — и тогда я смогу помочь. Старшие любили меня за то, что я попадал по каждому мячу, но, с другой стороны, их раздражал мой сумасшедший характер. Я бросал ракетку, я матерился и свирепел, а если сильно проигрывал, то начинал рыдать. Обычно после плача я успокаивался, возвращался на корт и выигрывал. Обычно последовательность событий складывалась так: первый сет проигран… 5:1 не в мою пользу… счет в гейме — 0:40. И тут я начинал злиться, рыдать и в итоге выигрывал матч за три партии. Когда я плакал, то думал о том, что обязательно выиграю; более того, я знал, что выиграю, потому что победа была нужна мне больше, чем другим.

К четырнадцати годам я уже числился в национальном теннисном рейтинге Канады, но в это же время начали происходить и еще кое-какие события.

* * *

Когда мне исполнилось четырнадцать лет, я впервые попробовал алкоголь. Видит бог, я сдерживался, сколько мог…

В то время я часто тусовался с братьями Мюррей, Крисом и Брайаном. Примерно в третьем классе мы ради прикола выработали собственную манеру речи, в которой все предложения начинались со слов «ну разве может…». «Ну разве можно быть круче?», или «Ну разве может быть на свете более злой учитель?», или «Ну разве они смогут нас задержать?». Вы легко опознаете интонацию, с которой произносились эти реплики, если являетесь поклонником сериала «Друзья» или вообще следили за тем, как говорят в Америке последние два десятка лет. (Я не думаю, что будет преувеличением предположить, что это Чендлер Бинг изменил манеру речи американцев.) Для справки: эта трансформация напрямую восходила к Мэттью Перри, Крису Мюррею и Брайану Мюррею, которые в 1980-е годы бездельничали в Канаде. И только я на этом деле разбогател. К счастью, Крис и Брайан никогда на меня за это не обижались — они до сих