Кира смутилась. Упрёк был справедливым — Кира обычно уходила рано утром и часто возвращалась только затем, чтобы тут же лечь спать. Виделись они в основном мельком, а нередко бывало и так, что не видели друг друга по нескольку дней.

— Ну я ведь ещё и учусь, — попыталась оправдаться она. — Работать и учиться очень трудно, и времени совсем не хватает. Скоро я окончу университет и станет гораздо легче.

— А скоро — это когда?

— Два года я уже отучилась, осталось ещё три.

— Это ты называешь скоро, да?

— Нет, это не очень скоро, — вздохнула Кира. — Я всё понимаю, Кирилл, но пока что ничего сделать не могу. Мне обязательно нужно получить образование. И я не могу меньше работать. Это землекоп может копать вдвое меньше ям и просто получать вдвое меньше денег, а у меня всё совсем не так. Либо я делаю работу целиком, как она есть, либо не делаю вообще.

— А вечерами ты тоже на работе? — Кирилл испытующе на неё уставился.

Кира покраснела. Пятнадцатилетние подростки обычно бывают глупы, но временами становятся совершенно неуместно проницательными.

— Так я и думал, — грустно сказал брат. — У тебя кто-то появился. Ты меня теперь бросишь?

Кира притянула его к себе и крепко обняла.

— Никогда, — ответила она, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

* * *

К своим резиденциям у нас относились по-разному, единого обычая не было. Особняки дворян обычно были открыты для всех, и приёмы там устраивались регулярно. В родах порядки были приняты совершенно противоположные — в родовые поместья посторонних не допускали, исключение делалось только для близких друзей. Некоторые крупные роды, например, Тирины, имели также городские резиденции, где и устраивались приёмы. А к примеру, Ренские и в городскую резиденцию никого не пускали. Кроме разве что меня — но со мной ситуация была совершенно нестандартной. Они, по-моему, сами толком не понимали кто я для них, и в конце концов решили, что я нечто вроде случайно отколовшегося родственника, возможно даже, отколовшегося временно.

Раньше я никак не мог понять причин такой закрытости родов, но когда, наконец, узнал, что из себя представляет родовое поместье, всё оказалось достаточно просто. Загородное поместье рода — это прежде всего родовой источник, средоточие силы рода, и недружелюбно настроенный Высший, в принципе, мог неблагоприятно на него повлиять. Не принимать только Высших выглядело бы оскорбительным; проще было не принимать никого. Ну а в случае Ренских всё становилось ясным, если вспомнить историю — те Ренские, что сейчас находились у власти, в ту давнюю войну были детьми, и детская травма здорово на них повлияла. Синдром осаждённой крепости или что-то в этом роде.

Когда мы решили устроить большой приём по случаю новоселья, я порядком озадачился местом проведения. И чем больше я на эту тему раздумывал, тем меньше мне хотелось, чтобы рядом с нашим источником находилось скопление посторонних людей. Я пошёл с этим вопросом к Ленке, и оказалось, что её эта перспектива вообще вгоняла в отчаяние. Видимо, на нас повлияло сродство с источником, и мысль устроить приём рядом с источником воспринималась примерно как запустить толпу чужих людей в детскую к своему ребёнку.

В конце концов я объявил окончательное решение: посторонние в наше поместье не допускаются, а для того, чтобы принять гостей, необходимо подать заявку, которую должен будет подписать кто-то из членов семьи. К моему облегчению, всеми слугами семьи это было воспринято с пониманием, и новое правило стало законом, ну а я стал немного лучше понимать психологию родов. А насчёт приёма мы привычно обратились в «Зарядье» — тот самый ресторанный зал, в котором мы до этого и устраивали все наши приёмы начиная с нашей свадьбы.

Сейчас мы с Ленкой стояли у входа, встречая гостей — самая ненавидимая мной обязанность хозяев приёма. Уже после первой сотни гостей у меня стало рябить в глазах от лиц, а впереди было ещё три с половиной. Впрочем, некоторых гостей я вполне искренне был рад видеть.

— Кеннер, Лена, — мы обменялись поцелуями с Алиной, — поздравляю вас. Наконец-то у вас появился нормальный угол. Надеюсь, вы его мне покажете.

— Конечно, покажем, Лина, — пообещал я. — Через недельку-другую устроим маленькие посиделки для близких друзей.

— Обязательно буду, — улыбнулась Алина, — даже знаю, что вам подарить на новоселье. Ах да, я, кажется, забыла о приличиях — вы знакомы с моим спутником? Позвольте вам представить почтенного Езгера, посла богоравной каганы.

— Рады с вами познакомиться, почтенный Езгер, — поклонился я, а Ленка вежливо наклонила голову.

— Взаимно, — поклонился тот. — Вам приходилось бывать в Итиле?

— Дела держат нас в Новгороде, увы, — развёл я руками. — Но мы, конечно, хотели бы когда-нибудь увидеть знаменитый Белый Город своими глазами.

Алина улыбнулась краешками губ и одобрительно прикрыла глаза. У меня всё лучше и лучше получается вводить людей в заблуждение, не сказав при этом ни слова лжи. Что же удивляться — с такими-то учителями.

— Приезжайте к нам, — подарил мне широкую улыбку посол. — Мы будем счастливы принимать вас и вашу прославленную мать в нашем великом городе.

Ага, особенно нашу прославленную мать. Подозреваю, что если мы с Ленкой при этом останемся в Новгороде, то нас особо и не хватятся.

— Будем надеяться, что наши заботы позволят нам выкроить время на путешествия, — вежливо отозвался я.

Мы обменялись любезными улыбками, и посол повёл Алину в зал.

Опять замелькали люди, большую часть из которых я едва знал. Необычным было только появления княжича — по всей видимости, князь отправил его, чтобы публично подчеркнуть своё к нам расположение. В общем-то, я уже стал чувствовать себя поувереннее в высшем обществе, но всё равно предпочёл бы обойтись без этих знаков внимания. Я себя гораздо лучше чувствую без барской любви[4].

[4 — Здесь Кеннер явно вспомнил Грибоедова: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».]

Княжич явился в сопровождении очень симпатичной девушки. Мы с ним были практически незнакомы — всего лишь мельком встречались несколько раз на разных приёмах, — но даже я слышал, что он большой любитель дам. Во всяком случае, при нашем коротком разговоре он, несмотря на свою спутницу рядом, постоянно залипал взглядом на Ленку, которая, надо сказать, в новом вечернем платье выглядела просто потрясающе. А я, усмехнувшись про себя, вспомнил как Драгана однажды мельком сказала, что наш князь в молодости был изрядным живчиком. Я тогда сразу же заподозрил, что Гана именно в то время и наладила с князем отношения. Хотя спрашивать об этом, конечно же, не стал. Ну а что касается княжича, то яблочко-то, похоже, от яблони укатилось совсем недалеко.

Скоро появилась и сама Драгана в сопровождении какого-то юноши примерно моего возраста, имя которого я даже не потрудился запоминать. Ну, я давно уже понял, что Гана тоже яблонька ещё та — а с другой стороны, почему бы и нет? Как говорится, лишь бы на здоровье, да и вряд ли найдутся желающие её осудить.