— Это не так, — проговорила Хлоя слабым голосом. — Я не могу поверить, что ты нашел… — она покачала головой, — что ты так рассердишься.

— Я был вне себя, — признался Аристон. — Никто не любит оставаться в дураках.

Особенно если это акула бизнеса, как он.

— Нет, конечно нет. Но я не знала.

— Думаю, мы оба были хороши. Мы оба скрывали что-то друг от друга.

— Скажи, насколько я была хороша? — Хлое действительно нужно было это знать.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда ты узнал? — спросила она, осознав, что они уже направляются к лимузину, задняя дверца которого была открыта все время, пока они разговаривали.

Аристон попытался усадить ее внутрь, но она воспротивилась:

— Скажи мне.

— За месяц до того, как мы уехали из Нью-Йорка.

— Нет. — Ей стало почти смешно и немного жутко.

Именно к тому времени она решила, что, если появление ребенка способно удержать их вместе, оно стоит того, чтобы сохранить брак с человеком, которого она любит всем сердцем. Хлоя перестала принимать таблетки еще за месяц до этого, но так и не забеременела.

Хотя сначала она не была в этом уверена. Первые две недели после возвращения в Штаты Хлоя жила в состоянии ужаса, ведь в условиях контракта не было прописано, что случится, если она родит после окончания брака. К моменту рождения ребенка ее могли лишить родительских прав.

Хлоя забралась в лимузин, более не протестуя. Все ее движения были неловкими и неуклюжими.

Несколько минут ехали в тишине, потом Аристон с раздражением сказал:

— Я не говорил, что тебе придется отказаться от нашего ребенка. Ты сама об этом заговорила.

Значит, он считает, что она расстроена из-за этого? Да, Хлоя была действительно очень расстроена. Сама мысль об этом заставляла ее ужаснуться. Но что она значила в сравнении с тем, что ее попытка защитить себя стала причиной, по которой она потеряла свой брак и любовь всей жизни.

Однако прошлое не изменишь. Хлоя была готова расплакаться.

— Черт возьми, да прекрати ты смотреть на меня таким взглядом! Если ты забеременеешь и выносишь моего ребенка, я женюсь на тебе.

— Что? — Она не верила своим ушам. — Ты же сказал, брака не будет.

— Я сказал, что мое предложение представляет собой модификацию нашего первоначального соглашения.

— То соглашение было заключено не тобой и мной. Мы были пешками в игре наших семей.

— Я не играю в шахматы, Хлоя. И ты об этом знаешь. Я никогда не стану пешкой. — Аристон полулежал в кресле напротив нее, но его расслабленная поза совершенно не сочеталась с напряжением в его голубых глазах.

— Значит, ты уверен, что в случае рождения ребенка я соглашусь выйти за тебя замуж? — Хотя Хлоя понятия не имела, что сделала бы в этом случае.

— Ты подпишешь контракт, который будет гарантировать тебе потерю родительских прав на нашего ребенка в том случае, если ты не выполнишь условия, — сказал Аристон с видом человека, который недавно обнаружил свой главный козырь и не имел никаких сомнений в том, что его нужно использовать.

— Я…

— По-моему, тебе нравилось быть моей женой. В определенные моменты даже очень. — Взгляд, которым он ее наградил, говорил о том, что Аристон имеет в виду их невероятную совместимость в постели. — Не отрицай этого. Ты ушла, решив, что я планировал развестись с тобой. Это наш шанс попробовать еще раз.

— Ты действительно планировал развестись со мной, и я ушла, потому что наш брак был фиктивным.

— Наш брак был более гармоничным, чем любой другой, основанный на так называемой любви.

— Рея и Сэмюэль.

— На грани развода.

Хлоя не могла этого отрицать.

— Но есть множество людей, которые счастливы в браке и при этом любят друг друга.

— Но не в нашем мире.

— И в нашем мире тоже. Как насчет Леиандроса Кириакиса и его жены Саванны? Они женаты уже почти десять лет и все еще очень любят друг друга.

— Ты же их едва знаешь! Ты видишь только то, что на поверхности.

— Она реальна. Любовь между ними реальна. — Сомневаться в этом было невозможно. — Кроме того, это не единственный пример. Как насчет Демитрия и Александры Петронидес? Ты помнишь, какой скандал разразился вокруг их брака? Но они пережили трудные времена.

Аристон нахмурился:

— Мы не говорим сейчас о наших знакомых, Хлоя. Нам нужно обсудить гораздо более личные вещи.

— Что же может быть более личным, чем любовь?

— Для нас? Очень многое.

Хлоя смотрела на него, пытаясь понять, почему ему была так неприятна концепция супружеской любви. Она всегда знала — тому виной его родители, но после того, что он поведал ей в ресторане, она решила, что Шеннон, вероятно, виновата в этом даже больше.

— Если бы меня все устраивало, я никогда бы не покинула Афины без тебя.

— Твой отец тебя спровоцировал, и теперь нет сомнений в том, что он сделал это нарочно.

— Я думала, ты не выполнишь условия контракта.

— Почему?

Не ответив, она отвернулась к окну.

Аристон вздохнул:

— Я подготовил документы на развод в приступе ярости, но я бы не подал их, не поговорив с тобой.

Его слова заставили ее обернуться.

— Что?

— В отличие от тебя я не собирался разрывать наши отношения, не выяснив сначала, почему ты использовала противозачаточные.

Хлоя сглотнула, признавая свою ответственность за это.

— Ты хотел остаться в браке?

— Я уже говорил, мы с тобой подходим друг другу.

— Но ты очень сердился на меня за то, что я нарушила условия контракта, не так ли?

— Не то слово. Я поехал в Гонконг, потому что мне нужно было побыть одному.

— Я понятия не имела.

— Я специально ничего не сказал.

— Но почему? Если ты собирался поговорить со мной, почему не сделал это сразу?

— Я был слишком зол.

— Почему я? То есть и в этот раз? Многие женщины были бы счастливы подарить тебе ребенка.

— Pappous.

Его дед? Но при чем здесь Такис Спиридакоу?

— Только не говори мне, что Такис будет счастлив, если ты женишься на матери своего ребенка после его рождения.

— Мой дед не признает решение о расторжении нашего брака, принятое американским судом, несмотря на то что официально поженились мы здесь, в Нью-Йорке.

Ах, так вот почему это должна быть именно она. Потому что Такис Спиридакоу никогда не почитал законы нации выше законов его церкви. Упрямство старика почти заставило Хлою улыбнуться. Она любила старого грека, как если бы он был ее собственным дедом.