Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слушай, прекрати, Франческо, хоть сегодня вечером попытайся выглядеть приятным человеком, ничего другого я не прошу.
— Хорошо, прекращаю, но не требуй от меня быть приятным, поскольку я неприятен.
— Боже мой, — вздыхает она, поднимая глаза к потолку, — тогда постарайся хотя бы не быть идиотом. Договорились?
Я согласно киваю.
— Ну и как? — подмигивает она мне.
— Как что?
— Как она тебе?
Мы стоим друг против друга, у нее в руках блюдо, у меня в одной руке бокалы, в другой — бутылка с шабли.
— Ну… я бы сказал, о'кей… нет, намного больше, о'кей, — отвечаю я.
Лаура, довольная, смеется.
— Главное, чтобы она не оказалась дурой, — добавляю я.
— Иди в задницу.
— Слушай, а почему наш с тобой диалог всегда кончается тем, что ты посылаешь меня в задницу? — спрашиваю я с серьезной физиономией.
— Потому что ты доводишь меня, во-первых, и, во-вторых, родственники всегда или посылают друг друга в задницу, или…
Она опускает глаза.
— Или что?
— Ничего.
Она поднимает голову, с вызовом смотрит на меня и перед тем, как покинуть кухню, заключает:
— Впрочем, успокойся, это не наш случай.
Стало быть, наш случай — посылать друг друга в задницу. Ну и хорошо.
Мы появляемся в гостиной с блюдом, бокалами и бутылкой. Они пьют вино, я снимаю Пупо и ставлю записанный мною си-ди с подборкой «Лед Зеппелин». Делаю звук еще громче.
— Поспокойнее у тебя ничего нет? — кричит Лаура так, чтобы я мог услышать.
— «Лед Зеппелин» — замечательная группа. Может, просто сделать немного потише, — подает голос Элиза.
Я победно смотрю на свою невестку, которая делает вид, что не слышала слов Элизы, и уменьшаю звук.
— Я считаю, пора оставить в покое французов с их вином, — говорит мой брат, меняя тему.
Мы все согласно киваем.
И тут звонит домофон: это консьержка. Флавио оставил свой «мерседес» перед въездом в гараж, сунув под дворник записку, где говорится, что он в восемнадцатой квартире.
Консьержка суровым тоном информирует меня, что необходимо переставить машину и что я не должен позволять своим друзьям парковаться перед гаражом.
— Спасибо большое, — говорю я ей. — Если бы вас не было на свете, я решительно не знал бы, как мне поступать.
Консьержка что-то отвечает на диалекте, я не понимаю что, скорее всего, она тоже посылает меня в задницу.
— Флавио, тебе придется спуститься и переставить машину, — говорю я, возвращаясь в гостиную.
— Сейчас, извините, — отвечает мой брат, поднимается и уходит.
Лаура, стерва, поднимается также:
— Пойду позвоню бебиситтер, узнаю, все ли в порядке дома.
Я не успеваю сказать ей, что можно позвонить из гостиной, как она скрывается в моей спальне.
Элиза и я остаемся наедине. Я молчу.
— Лаура рассказывала мне много хорошего о тебе, — произносит Элиза.
— Воображаю себе что, — усмехаюсь я.
Ты тоже работаешь в семейной фирме?
— Более или менее.
Повисает долгая пауза. Элиза ждет, что я начну рассказывать о своей работе или начну расспрашивать ее. Я молчу и оглядываюсь по сторонам.
Видя, что я не раскрываю рта, вновь делает это она:
— А я журналистка.
Я вздрагиваю, на моей физиономии выражение недоверия, смешанного с тревогой.
— Эй, что с тобой? Я что, сказала, что убиваю детей?
— Нет, просто я знаком с одной журналисткой, утверждающей, что она работает в «Медиасет», которая мне очень не понравилась.
— Как ее зовут?
— Фанни, она работает на TG5.
— Странно, я хорошо знаю всех на TG5, но там нет никакой Фанни.
— Она вся такая вздрюченная, с пышными, но плохо подогнанными формами, с парой котлет вместо губ и шапкой рыжих волос в форме баскского берета. Коротко говоря, полный отстой.
В своем злорадстве я не жалею красок.
— A-а… поняла, кто это! Да, та еще фифа, ты прав. Кармела Савойардо. Но она не работает на TG5, она там одно время стажировалась, и ее никто терпеть не мог. И зовут ее Кармела, а не Фанни, это она велела называть ее так, потому что стыдится своей фамилии. Савойардо[19], ты только подумай!
Выигрыш в футбольной лотерее не доставил бы мне большей радости.
Возвращается Лаура.
— С детьми все в порядке, — радует она нас.
— Ты знакома с некой Кармелой Савойардо? — спрашиваю я ее.
— С кем?! Нет, у меня нет знакомых с таким именем, — отвечает Лаура и смеется.
Опять домофон: это Флавио. Он не нашел, куда переставить машину, и просит нас спускаться, тем более что пора отправляться в ресторан.
— О'кей, — отвечаю я, — сейчас спустимся. — Я с облегчением поворачиваюсь к дамам: — Мне жаль, но нам не придется прикончить шабли, Флавио требует, чтобы мы спускались, потому что он не нашел места для автомобиля.
— Мы вернемся прикончить его позже, — говорит Лаура, — такое вино заслуживает быть выпитым до последней капли.
Я согласно киваю. Натягиваю черную куртку и иду к двери.
Спускаясь по лестнице, я слышу, как у меня за спиной Лаура спрашивает у Элизы:
— А кто такая эта Кармела Савойардо?
— Одна журналистка, которую знаем мы, я и твой деверь, и которая велит звать себя Фанни.
Я представляю себе лицо моей невестки, улыбаюсь, но делаю вид, что не слышал, о чем они говорили. Не поворачиваясь, продолжаю быстро спускаться по лестнице.
Вечер начинает мне нравиться.
Мы садимся в машину, я — на заднее сиденье, Лаура заставляет Элизу сесть на переднее, сама усаживается рядом со мной.
Флавио вставляет в аудиосистему подаренный мною диск Пако де Лусии, прибавляет звук, рывком трогается с места и сразу увеличивает скорость. Закуривает «Мальборо», что странно — в машине он обычно не курит.
Я откидываюсь на спинку сиденья и, хотя за окном уже темно, надеваю солнечные очки, чтобы не было видно, как я закрываю глаза. И закрываю глаза.
Лаура зло шепчет:
— Сними эти очки, идиот.
Я делаю вид, что не слышу ее, и изображаю игру на гитаре, с большим старанием следуя за аккордами Пако. Поток глиссад и рифов.