— Ты забыла о Луниной, — бросаю я слова-камни и смотрю на Ксению тяжёлым взглядом, давая понять, что у меня хорошая память. Снова эти приподнятые в деланном удивлении брови.

— А что Лунина? — корчит она из себя дурочку. — Обслуживающий персонал. Офис-менеджер, если сказать красиво.

— А если по существу? — всё же надавливаю, чтобы выжать из этой сухой корки хоть каплю информации. Что-то мелькает в её взгляде. И меняется в лице — неуловимо, но явственно.

— А если по существу, то она типа душа, — ехидно тянет слова Ксения и улыбается. Не дежурной улыбкой с плаката, рекламирующего зубную пасту, а настоящей. С подковыркой. Её словно прорывает.

— Знаете, как бывает? — плюётся она ядом, не сдержавшись. — Вроде человек и никто, без него — никак. Вроде ничего особенного, а всё вокруг него крутится. Вот Лунина как раз из этой породы. Без неё вода не освятится. Кофе невкусный. Супец жидкий. Может, именно поэтому её Кристина Генриховна и держала. Абсолютно бесполезная должность у неё в нашем агентстве, — подчёркивает Ксения жирно, словно пытается вложить в мою голову нужную мысль, и продолжает метать отрывистые, как дротики, начинённые ядом кураре, фразы: — Зато чистейшей воды бриллиант. Энергетический коктейль. Вездесущая натура. Подниматель коллективного духа и опускатель критического уровня негатива. Душа, короче.

Сарказм. Неприкрытая язвительность. По-настоящему живые эмоции у этой безжизненной субстанции по имени Ксения Соболевская. И, кажется, она искренне считает, что может так пренебрежительно, с определённой долей ненависти говорить о девушке. Точно так же, как и смотреть на меня. С острым прищуром. С лёгкой насмешкой на губах — теперь я это вижу отчётливо.

На мгновение мне становится нехорошо. Отвратительно даже. До железистого привкуса во рту. Слишком уж у неё проникновенный взгляд, с толстым таким намёком. Будто поймала меня на чём-то непристойном.

Внутри растёт уверенность: она знает, что творилось вчера после окончания рабочего дня. Подсмотрела. И поэтому сейчас наглеет.

Снежная Королева считает, что может показать своё превосходство? Слишком слабый удар. А у меня каменный пресс. И стальные нервы. Хрен она угадала, если думает, что мной можно манипулировать.

Бессердечный я человек. Ксения так старалась, а я не оценил её рвения.

— Свободна, — машу рукой на дверь.

Под моим тяжёлым взглядом, личная помощница схлопывается, как раковина, приклеивает дежурную улыбку назад. Пытается колыхать ресницами, вздымать грудью. Бесполезно. Всё, что хотел, я уже и увидел, и услышал. Идёт она медленно, не спеша, покачивая бёдрами, как баржа. Даёт оценить тыл. Я провожаю её взглядом, но внутри — только здоровая злость. Ноль интереса. Объект потерян безвозвратно, и позиций ему уже не отвоевать. Дверь за ней закрывается бесшумно.

Кидаю взгляд на монитор. Рабочий процесс набирает обороты. Лунина наяривает по телефону. И лицо у неё — как не задымится. Интересно, о чём с такой страстью может говорить офис-менеджер? Бумагу ей не того сорта подсунули?

Я выхожу из вип-зоны и вижу, как замирает жизнь. Они напоминают бандерлогов, что немеют при виде великого Каа. Не привыкли ещё. Боятся. Кидают взгляды исподтишка. В офисе даже градус шума падает почти до критической отметки. Слышно только, как чертыхается альфа-самец, что ковыряется в системнике, выуживая оттуда жёсткий диск, и жизнерадостно щебечет Лунина:

— Благодарю вас! Всегда рады сотрудничеству!

Видать опять не в свои дела нос суёт. Ничего, я укорочу ей и пыл, и рвение.

Я выхожу из здания и делаю звонок. Мучительно хочется закурить, хотя я и не курю — так, балуюсь изредка, когда расслабляюсь.

— Геннадий Львович? Есть дело.

Я кратко описываю проблему. Гена хмуро «дакает». Я так и вижу, как он усердно трёт большой ладонью густой ёжик волос, супит лохматые брови и раздувает ноздри. Мы договариваемся встретиться вечером.

Вдыхаю весенний воздух и уже собираюсь возвращаться в офис, когда меня настигает телефонная трель. О, нет, только не это. Я малодушно подумываю о том, чтобы проигнорировать, но подавляю в себе низменное желание: он всё равно меня достанет, поэтому лучше столкнуться с неизбежной силой торнадо сейчас.

— Привет, Димон! — морщась, отстраняю мобильник от уха: у моего абонента здоровые и мощные лёгкие.

— Илья? Тебе что-то нужно? — буйное начало моего брата лучше пресекать на корню, иначе есть риск погибнуть в смертельном водовороте.

— Я только что вернулся, а тут такие новости! — продолжает он орать возбуждённо. Я слышу, как что-то падает с глухим стуком. Надеюсь, это не труп несчастного прохожего, которого сбил мой темпераментный братец.

— Какие такие новости? — пытаюсь заморозить его пыл хотя бы на несколько минут.

— Ну, перестань, Димыч, ты чо? Отец сказал, что тебе удалось уломать эту противную швабру — фрекен Бок.

— Овербек, — поправляю машинально и слышу довольный хохот Ильи.

— Да-да, всё время забываю её снобскую фамилию! Я тут неподалёку. Я заеду?

— Нет! — буквально рычу в динамик, но Илья меня уже не слышит. Где-то там, на заднем фоне, звучит музыка, и связь разрывается.

Безусловно, он не тридцать три несчастья, но одно хорошее стихийное бедствие — точно. И, наверное, лучше его пережить сейчас. Я немного медлю, но глупо ожидать, что брат появится в сию секунду. «Неподалёку» для него может означать что угодно. Я успеваю выпить чашку кофе и основательно погрузиться в бумаги, когда Илья феерично врывается в офис. Подозреваю, это его спортивный «Ягуар» только что визжал тормозами у нас под окнами.

Илье хватает всегда несколько секунд, чтобы сориентироваться. На него сразу делают стойку, хотя он мало похож на того, кто пришёл заказать рекламу. Низко сидящие джинсы. Растянутая белоснежная майка. Кожаная косуха. В ухе белым металлом сверкает серьга. Коротко стриженый затылок. Выбритые виски. Чёлка падает на глаза. И улыбка, способная затмить солнце.

— Дро-о-он! — кричит мой креативный братец прямо с порога.

— Ил! — вопит в ответ татуированный орангутанг и чуть на радостях не сметает со своего стола педантично разложенные, как хирургические инструменты, детали к системному блоку.

Они хлопают друг друга по плечам, жмут руки и ведут себя так, словно сто лет не виделись и наконец-то встретились. Кто бы сомневался: я не знаю ни одного места, где, появляясь, Илья тут же не находит кого-то из знакомых. Ну, или знакомится с такой скоростью, что не успеваешь и глазом моргнуть. Он вливается. Мимикрирует. Принимает любую форму, как аморфная масса. Становится своим в любой компании.

Вот и сейчас он знакомится с фауной «Розового слона» с устрашающей космической скоростью. Заглядывает в компьютеры. Суёт нос в рисунки художника. Чуть не повергает в экстаз нетрадиционала с опухшим носом, когда вмешивается в его гениальную дизайнерскую мысль. Лёгкий. Контактный. Я бы позавидовал ему, наверное, если бы не одно «но»: брат поверхностный. Безответственный очаровательный раздолбай, не способный ни на серьёзную работу, ни на глубокие чувства и отношения.