Я провожу пальцами между ног. Откуда-то накатывает запах морозной свежести и яростно знойных пустошей, где летают драконы.

Я глажу себя, ласкаю. А в голове — эти бёдра, что толкнулись в меня властно и требовательно. Упруго и напористо.

Внутри зарождаются вихри. Снова и снова ощущаю этот первобытно-необузданный жест — животный и взрывной. Я следую за ним бесстыдно и откровенно, пока меня не накрывает оргазм — сумасшедше бурный, до молоточков в висках. Я кусаю губы, чтобы не кричать. Я содрогаюсь, корчусь, погружаюсь в воду с головой, выныриваю и хватаю воздух ртом. И наконец-то расслабляюсь. По-настоящему. Смываю с себя все печали.

Из ванной я выхожу, как Венера из пены морской — довольная и удовлетворённая. Егор сидит на кухне. Приготовил чай. Он немного горбится, и эта его беззащитная поза тревожит меня. Внутри что-то неприятно колет. Беспокойство.

— Эй, Луноход, — ерошу его волосы, — не притворяйся Роденовским мыслителем. И давай, колись уже, что тебя заботит.

— Пей чай, Ника, — подвигает он ко мне чашку. Я невольно вдыхаю запах мяты и мелиссы. Всё, как я люблю. Он ставит передо мной тарелку с бутербродами, но я только качаю головой: уже ночь, и лучше потерпеть до утра. Внимательно смотрю в его лицо. Меж бровями пролегла вертикальная чёрточка — неглубокая, но явная. Жду, когда Егор расскажет мне, что же его тревожит. И он поднимает глаза. Зелёные, с янтарными крапинками. Ясные, но грустные.

— Они потребовали вернуть долг до конца месяца, Ника.

Я вздыхаю и зажмуриваюсь.  Оказывается, этот длинный сумасшедший день ещё не закончился. Безотчётно провожу пальцем по краю чашки. Накручиваю круги, пытаясь сосредоточиться.

— Одиннадцать дней, — говорю я и улыбаюсь. Смотрю ему в глаза открыто и изображаю уверенность. — Целых одиннадцать дней. Почти две недели. Прорвёмся.

Я прихожу в офис первым. Занимаю наблюдательный пункт. У меня есть план. И я не желаю давать им спуска. Но выстроить персонал в шеренгу и объявить: всё, дорогие мои, сушите вёсла и сухари — не мой метод. Тем более, что дела агентства не так плачевны, как я думал. Заслуга ли это коллектива или мудрого руководства Кристины Генриховны — вопрос десятый.

Аргументировано, веско, жёстко — так я хочу провести реорганизацию, а не как царёк, который делает то, чего левая нога желает. Тем более, мне выпал этот шанс: поступить по-своему, как считаю нужным. Получить опыт, не оглядываясь ни на кого, не чувствуя дыхания в затылок и не выслушивая снисходительных советов. Хватит. Наелся.

У нас семейный бизнес, и до недавнего времени отец контролировал каждый мой шаг: поучал и оценивал. В этот раз я выборол право действовать самостоятельно. И ни за что не упущу возможность расправить крылья и дальше жить собственной жизнью. С недавнего времени я стал тяготиться родительской опекой.

Они сползаются в офис, как зомби: полусонные, вялые, будто ночью на них пахали. Бодро выглядит только Ксения. Она выделяется, как чужеродный предмет. Элегантная, немного отстранённая. И смотрит свысока. Не явно, но со стороны заметно. Интересный контраст.

Революционерка прибегает за несколько минут до начала рабочего дня — и слоновник оживляется. Им как будто волшебного пенделя дали. Я бы сказал, вот что кофе животворящий делает, но уже не могу: вчера они вели себя точно так же. Какой-то безусловный рефлекс на эту девушку у всех. У мужиков — слюноотделение явное. Так и норовят её потрогать.

Последним в офис влетает альфа-самец — абсолютно неадекватное лохматое чудовище. Меня аж передёргивает. Кого-то он напоминает. И я даже знаю кого — моего среднего брата Илью, раздолбая и бабника. Но от этого неприязнь к нему лишь усиливается. В общем, с большой натяжкой трудовая дисциплина не нарушена: все явились вовремя и нет возможности внести хотя бы пару имён в чёрный список.

Выхожу из кабинета. Ксения сидит на своём месте с приклеенной улыбкой.

— Кофе, Дмитрий Иванович?

Она не удивлена, что я в кабинете. Надо бы проверить приёмную. Возможно, я буду приятно удивлён ещё раз, когда обнаружу, что за директорским кабинетом тоже следят.

— Не откажусь, — меряю я её глазами. Обычно девушки вспыхивают под моим взглядом. Или чувствуют себя неловко. Но эта как из цельного куска льда. Снежная королева. Интересно, в постели она такая же холодная или наоборот — поражает темпераментом? Я возвращаюсь назад и жду её прихода. Кофе — только предлог, чтобы выманить личную помощницу на собственную территорию.

Она вплывает с подносом в кабинет ровно через пять минут. Грация у неё, конечно, вышколенная, но неживая какая-то. Сегодня я это вижу ясно.

— Присаживайся, — делаю знак рукой, и Её Холодное Величество плавно опускается на стул. Выжидательная пауза. Колыхание ресниц. Грудь трепещет в такт глубокому дыханию, словно эта томная пава волнуется. Как же. Отлично отрепетированный приём.

— Вы что-то хотели, Дмитрий Иванович? — не выдерживает Ксения. Не так-то она безмятежна, как хочет казаться.

— Хотел, — пауза. Напряжённость во взгляде личной помощницы. — Информацию. Она слегка расслабляется. Думала, я хочу поиметь её на этом шикарном столе?

— Расскажи-ка мне о сотрудниках агентства.

Ксения приподнимает идеально выщипанные брови и складывает руки на коленях.

— Вы хотите услышать что-то конкретное?

— Да. То, чего нет в личных делах.

— Сплетни? — она не осуждает, а уточняет. Люблю деловой подход.

— Что-то очень близко, — киваю.

Ксения немного думает, демонстрирует мне губы: поджимает их, покусывает, проводит языком по кромке. Наверное, в другое время меня заинтересовали её манипуляции, но не сегодня. А может, и никогда. Я вдруг понимаю: ни хрена она меня не волнует. Не хочется даже ради спортивного интереса её трахнуть. Наоборот: стойкое ощущение, что я хочу от неё избавиться. Выгнать в шею первой.

Странный парадокс: она больше других внешне отвечает моим внутренним стандартам красоты, стиля, некоей элегантности. Что называется, попадает в образ бизнес-леди, хорошего работника, который чётко знает своё место, обязанности. Её одежда ближе к дресс-коду. И так далее. Однако внутри растёт отторжение. Негативная реакция. И я не могу понять, чем она вызвана: ровным счётом ничего эта девушка не делает ни предосудительного, ни нарушающего профессиональную этику.

Ксения даже информацию о коллегах выдаёт обтекаемую, кругленькую, почти безликую. Её характеристики сплетнями-то назвать можно с большой натяжкой. Ну с очень с большой.

На самом деле меня мало интересуют эти попугаи, но я терпеливо жду, как тот философ, что сидел на берегу реки и ждал, когда мимо проплывёт труп его врага. Мой «труп» плыть не спешил. Она перебрала всех, кроме Ники. Выдала абсолютно пустую породу и захлопнула рот, как печку — заслонкой. И снова призывно поколыхала ресницами.