Звезда Атласа, свежая, смеющаяся, вышла из своего шатра; но Рибо уже скрылся в кустах, палимых африканским солнцем.

Все арабы и бедуины южных дуаров считали Афзу самой красивой и в то же время самой богатой мавританской девушкой Нижнего Алжира. Она соединяла в себе все, что могло вдохновить поэта-мавра: личико алебастровой бледности, глаза миндалинами, черные и глубокие, осененные длинными ресницами, тело стройное, гибкое, с мягкими, нежными движениями, и ротик круглый, как колечко, — по выражению арабских поэтов.

Она была высока и стройна, как пальма пустыни, с маленькими руками и ногами, которые видны были из-под тончайшей шерстяной рубашки красивого покроя с короткими рукавами.

— Что ты смотришь, отец? — спросила она, собирая свои черные как вороново крыло волосы под золотой обруч с двумя рядами подвесок из цехинов.

Хасси аль-Биак вздрогнул и, обернувшись к дочери, ответил:

— Я смотрю на газель, убегающую от шакалов.

— Ты, должно быть, и разговаривал с этой газелью? — спросила Афза, показывая свои зубки, мелкие, как зерна риса, и блестящие, как жемчуг.

Хасси аль-Биак понял, что напрасно было бы отпираться.

— Ты, стало быть, видела человека, заходившего ко мне? — спросил он.

— Из наших шатров всегда можно видеть, не показываясь. Это был сержант из бледа, кому же еще заходить в наш дуар.

— Угадала.

— По крайней мере, он принес поклон от моего милого господина?

— Нет.

Афза сделала изумленный жест.

— Почему? Не было бы ничего дурного, если бы он поручил сержанту передать мне поклон

Хасси аль-Биак не ответил ничего. Афза сейчас же заметила его смущение.

— Что с тобой, отец? — спросила она озабоченно.

— Пойдем в тень моего шатра. В бледе произошли важные события, касающиеся и тебя.

Глаза Звезды Атласа расширились, и в них вспыхнуло мрачное пламя.

— Несчастье! — воскликнула она. — Я видела прошедшей ночью дурной сон. Аллах!

— Аллах!

Хасси нежно взял ее за руку и повел в свой шатер, где усадил на мягкие подушки красного шелка.

— Разве Афза не Звезда Атласа? — начал Хасси укоризненным тоном. — Ведь в твоих жилах течет арабская кровь.

— Объясни же, в чем дело, отец.

— Твой супруг лишен свободы… Он в карцере… У графа течет в жилах такая же кипучая кровь, как у сынов пустыни; он возмутился против вахмистра, распоряжающегося теперь в бледе, пока отсутствует капитан, и бросил ему в лицо ранец…

Афза вскочила, как раненая львица. Из груди ее вырвался дикий крик.

— Ах, негодяй! Он мстил!

— Кто?

— Вахмистр. Он велел передать мне это через одного спаги однажды, когда ты уезжал продавать наших последних верблюдов.

— Это было еще до твоей свадьбы?

— Да, отец. Под тем предлогом, что ему нужно напоить лошадь, этот солдат остановился у нас. Он сказал мне, что следует отказать Михаю и принять руку, которую мне предлагает вахмистр… Иначе может случиться большое несчастье.

— А вахмистра ты видала?

— Да, он несколько раз — всегда в твое отсутствие — бродил вокруг дуара. Вероятно, кто-нибудь подсматривал за тобой и давал знать ему… Стало быть, теперь мой господин…

— Пойдет под военный трибунал. Его расстреляют, если мы не спасем его раньше трех недель, — ответил Хасси.

Несколько минут между отцом и дочерью царило тяжелое молчание, затем Афза выпрямилась и, прижимая руки к груди, будто желая сдержать сильное биение сердца, сказала:

— Я должна спасти его.

— Ты? — воскликнул Хасси с изумлением и страхом.

— Разве во мне не течет арабская кровь? Ты сам сказал это. И к тому же кровь древних воинов, потомков мавров Альгамбры, Гранады и Кордовы…

Хасси смотрел на Афзу и видел в глазах этой молодой женщины, которую можно было бы назвать еще девочкой, так как ей шел всего шестнадцатый год, тот же дикий угрожающий огонь, как в начале разговора.

— У меня есть мое длинное ружье, а ты знаешь, что еще ни разу я не давал промаха из него… — начал он.

Звезда Атласа энергично покачала головой.

— Если б ты даже убил вахмистра, то не освободил бы таким образом моего возлюбленного господина.

— Что же ты хочешь сделать?

— Пойду к вахмистру и постараюсь добиться, чтоб он отпустил моего господина.

— Нет, Афза, это невозможно.

— Я заставлю отпустить графа. Ты только одолжи мне свой кинжал, проводи меня в блед и сам не отходи далеко… Все остальное — дело мое.

— Но он может бежать без тебя. Сержант обещал помочь ему. Решетка уже почти выломана, остаются только кандалы. Об этом я позаботился.

— А я думаю о часовых, день и ночь ходящих вокруг бледа. Великий Магомет! Ведь они могут убить графа, когда он попытается бежать! Отец, я люблю этого христианина, сделавшегося моим господином!..

Последние слова Афзы прервались рыданием.

В это мгновение в дверях появился старый негр и доложил, что к дуару подъезжает верховой франджи[18].

На равнине показался всадник верхом на статной гнедой лошади, оседланной по-алжирски, с седлом и уздой, украшенной бахромой. На всаднике был голубой мундир и красные рейтузы; на голове картуз с большим козырьком и родом белого платка сзади. Он ехал осторожно, время от времени придерживая коня.

— Отец! — воскликнула Афза. — Это спаги вахмистра. Хасси обратился к негру.

— Принеси ружье с длинным стволом.

Афза повелительным жестом остановила раба и, обращаясь к отцу, дрожавшему от ярости, сказала так же решительно:

— Ты не убьешь этого человека. Сам Аллах посылает его. Я тебе теперь покажу, достойна ли Звезда Атласа быть дочерью одного из самых храбрых воинов Абд аль-Кадира, алжирского героя… Иди в шатер, отец, и предоставь действовать твоей Афзе. Пусть спаги думает, что тебя и сегодня нет дома-

— Но ты замужем и не должна показывать лицо гяуру[19].

— Мой муж христианин, и европейские женщины не закрывают лица, когда говорят с мужчиной. Ведь мне придется жить среди христиан. Иди, отец, я так хочу… Вопрос о жизни моего господина…

Хасси поник головой и удалился в шатер.

Афза постояла минутку, не отнимая рук от сердца и глубоко вдыхая горячий воздух, затем резким движением откинула назад волосы и пошла вдоль ячменного поля, приказав удивленному негру: