Прочитав письмо, Джотто Капелла буквально обезумел. Сначала он решил немедленно бежать из Франции, но затем с головой забился под стеганые одеяла, подумав, что, если советник короля понял, какую роль он сыграл в этом мошенничестве, его жизнь висит на волоске. Он часами хныкал, стучал зубами, но, тем не менее, весь покрытый потом под несколькими одеялами, придумывал всевозможные оправдания. Что мог противопоставить такой бедный банкир-ломбардец, каким он был, шантажу Франческо де Леоне? Да, Леоне и госпитальеры знали о предательстве, которое позволило мамлюкам сокрушить последние оборонительные рубежи крепости Сен-Жан-д’Акр. Что он мог поделать, кроме как подчиниться Леоне и выдать его за своего племянника, что позволило рыцарю поступить на службу к мессиру де Ногаре? Разумеется, ростовщик догадывался, что рыцарь собирался шпионить за советником короля. Но к чему привели бы все эти признания? Ни к чему хорошему, по крайней мере для него. Измучившись от страха, Капелла наконец решил вылезти из-под одеял и написать короткий ответ. В письме он поведал о неожиданной истории с барышней, которая опутала племянника любовными сетями, заставив его, потерявшего голову, покинуть Париж и отправиться вслед за ней в Италию. Он описывал отчаяние ошеломленного дядюшки, сокрушающегося, что он прогневал мессира де Ногаре. Письмо заканчивалось резкой критикой нравов молодежи и ее безумств. Но письмо не убедило мсье де Ногаре, который увидел в нем лишь жалкое извинение.

Когда советник короля выпустил из рук листок бумаги, исписанный каракулями, им овладело гневное спокойствие. В глубине души он не мог простить себе, что испытывал некую духовную общность с Франческо Капеллой, что нашел его умным человеком и что, возможно, позволил себе сделать некоторые признания. Затем он долго думал о письме Капеллы. В конце концов Ногаре успокоился. Дело выеденного яйца не стоило, а вот неискренний Джотто, порекомендовавший ему своего племянника, должен кусать себе локти. Ногаре лично проследит за тем, чтобы Джотто Капелла никогда не получил должность капитана ломбардцев, о которой этот негодяй так давно мечтал.

Все утро Гийом де Ногаре пребывал в плохом настроении. Он потерял не только усердного секретаря, но и приятного собеседника. Советник короля погрузился в счета. Его тонкие губы искривились недовольством, когда он принялся составлять список последних сумм, полученных братом короля из казны. Как положить конец разорительному неистовству Карла де Валуа, не оскорбив короля? Карл де Валуа мечтал о сражениях, завоеваниях, — одним словом, об армиях, которыми будет командовать. У Франческо Капеллы имелись все основания для беспокойства. В тот самый момент, когда Ногаре думал о своем исчезнувшем секретаре, из королевских покоев до него донесся лай. Это была одна из заячьих гончих[19]Филиппа Красивого. Ногаре резко повернулся к ковру, находившемуся у него за спиной, к красным пастям, вышитым на синем фоне. Он встал и приподнял ковер. А вдруг Франческо был шпионом? Но кому он служил? Разумеется, не Джотто Капелле. Ногаре внимательно осмотрел замок, запиравший тайник, но не обнаружил ничего подозрительного. Тем не менее его не оставляли сомнения. Он снял с шеи цепь, на которой висел ключ и с которой он не расставался даже во время сна, и вставил ключ в замочную скважину. Ему показалось, что механизм поддался с трудом. Но, возможно, у него просто разыгралось воображение. Затем он осмотрел содержимое тайника. Ничего не пропало. Но почему дневник в черном переплете из телячьей кожи лежит поверх писем? Он получил или написал эти письма уже после того, как в последний раз сверялся с дневником. По идее, дневник должен был лежать внизу или среди писем. Был ли он в этом столь уверен? В конце концов, замок никто не взламывал. Привычка властвовать обострила недоверчивость Ногаре. Внезапное исчезновение Франческо, которому его дядя дал столь нелепое объяснение, лишь усиливало тревогу советника короля. Поскольку Ногаре не мог расспросить племянника, он приставит нож к горлу его дядюшки. Советник короля направился к двери, чтобы позвать привратника, но потом одумался. Признать, что ему не хватило осмотрительности в столь мрачные и смутные времена — разве это не было ошибкой, за которую он мог дорого заплатить? Ангерран де Мариньи, уже ставший камергером короля, прибегал к различным уловкам, чтобы снискать милость монарха, в чем ему помогала любимая жена Филиппа, королева Жанна Наваррская, сделавшая Мариньи своим наперсником и доверенным лицом. Беспокойный, молчаливый и желчный Ногаре завидовал непринужденности своего противника. Мариньи говорил, напоминал, рассуждал таким волнующим или страстным тоном, что собеседники воспринимали каждое его слово как евангельские сентенции. Гийом де Ногаре знал, что не способен бороться с такой живостью речи и свободной манерой держаться. Если он признается королю, что стал жертвой шпиона, которого сам взял на службу, Мариньи воспользуется этим промахом, чтобы дискредитировать его. Даже если он отдаст Джотто Капеллу в руки палача и тем самым отомстит за себя, это все равно не укрепит его позиции при дворе.

В конце концов, похоже, что тайник остался нетронутым. Никаких сомнений, что он сам себя накручивал. Но почему, черт возьми, этот дневник оказался лежащим на пачке тайных писем, которые он спрятал позже?

Ногаре вновь сел за письменный стол и несколько мгновений смотрел на хорошо заточенное перо. Нет. Тень, услугами которой он пользовался, не была достаточно проворной, чтобы помочь ему в этом деле. Советник короля ненавидел этого прислужника, закутанного в плащ с капюшоном, впрочем, не раз оказывавшего ему услуги прежде. Этот негодяй дышал такой ненавистью, такой злобой, такой жаждой мести, что у всех, кто встречал его на своем пути, по спине пробегал холодок. Казалось, что зло, причиняемое им, облегчало его измученную душу. Ногаре не был подлым человеком. Если он и прибегал к обману или чему-нибудь похуже, то причиной или, возможно, объяснением этому всегда было радение о величии королевства.

Нет, тень не сумеет вынюхать всю правду о Франческо Капелле. Что касается обычных шпионов, все они состояли на королевской службе, а большинство из них отчитывались перед Мариньи в обмен на небольшие привилегии. Любые результаты расследования советника Ногаре могли попасть в руки его главного соперника, а тот непременно воспользуется ими в момент, который сочтет наиболее подходящим.

Сейчас лучше делать вид, что ничего не произошло.

Ногаре тяжело вздохнул. Ему требовался шпион. Умный шпион, который не станет идти на поводу у зависти или фанатизма. Обособленное положение Ногаре в Лувре делало его уязвимым. Он добился от короля уважения, возможно, даже благодарности, но не сумел завоевать его дружбу. Ногаре, у которого чувства всегда вызывали удивление, тем не менее вынес урок, наблюдая за другими: чувства, даже самые глупые, даже самые неуместные, правят миром. Ум лишь оправдывает или порицает их, да и то задним числом. Свидетельством тому служит преступная слабость, которую монарх питал к своему брату, этому политически близорукому пустозвону мсье де Валуа.

Шпион. Во что бы то ни стало он должен найти шпиона, ловкого шпиона, который будет отчитываться только перед ним. Но как это сделать, если противники советника короля следят за каждым его жестом?