Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я клянусь святым Мартином, что никакой я не демон. Вот те крест! — Само перекрестился, и понял, что только что сморозил чудовищную глупость. Прижимистый хозяин оставил его в язычестве. Ему было плевать, кому молится его двуногая скотина. Ведь по местным обычаям, раб — не человек, и у него нет души.
— Это еще как прикажешь понимать? — растерялся Приск. Мальчишка был язычником, а значит, он оказался прав, и раб одержим демоном. Но демон не может поминать великого святого, покровителя Галлии. Много позже такое состояние назовут разрывом шаблона, и именно в нем пребывал сейчас почтенный купец. А Самослав лихорадочно обдумывал свое незавидное положение, и искал пути выхода из опаснейшего положения, в котором сейчас оказался. Хозяин, чтобы узнать правду, был волен его не только пытать, но и убить, не понеся при этом никакого наказания.
— Мне приснился сам святой Мартин, хозяин, и я уверовал, — скромно опустив глаза вниз, ответил Самослав, сердце которого было готово выскочить из груди. — А взамен великий святой пообещал мне свое покровительство, если я приму крещение. Я ему это обещал.
— Святые угодники, — в ужасе прошептал Приск и начал мелко креститься. — Да ведь тут и церквей то нет! Дикие места!
— Так я не спешу, хозяин, — почтительно ответил ему раб, едва уняв страх. Франки зарежут его по щелчку пальцев хозяина. — Как церковь увидим, там и окрестишь меня.
— Деньги только на тебя тратить, — ворчливо заявил купец, приходя в свое обычное состояние. — Дьякон дары потребует. А ничего лишнего у меня нет.
— Как скажешь, хозяин, — ответил Само, сохраняя почтительное выражение на физиономии. Вечер был прохладным, но он обливался потом, а в голове вертелась дурацкая фраза из старого анекдота: Штирлиц был близок к провалу. Незатейливая и безыскусная личность мальчишки растворилась без остатка в личности куда более сильной, волевой и умной. И именно это чуть не погубило все дело. Уж слишком заметны стали изменения, произошедшие с неграмотным рабом.
— Что еще сказал тебе святой? — жадно спросил купец.
— Он сказал, что ты побьешь меня палкой, — не моргнув глазом, соврал Самослав.
— Чудо великое, — снова перекрестился побледневший купец. — Спаси меня господи, истинное чудо! Надо церковь одарить. Обязательно одарю. Потом, когда вернемся… Если заработаю в этой поездке… Сразу после свадьбы старшей дочери.
— Это не все, хозяин, — решил додавить Самослав купца. — Он сказал, что я стану свободным, и это принесет тебе много денег.
— Не может этого быть! — выпучил глаза торговец. — А сколько денег?
— Не знаю, — пожал плечами Само. — Он мне не сказал. Так что, читать научишь?
— Ты же венд! — потрясенно смотрел на него хозяин. — Ты же язычник, дикарь. Никто не видел венда, который знает грамоту. Ведь вы животные, годные только на то, чтобы грести на кораблях и рубить камень.
— Я бы все-таки попробовал, — решительно сказал Само, и ударил хозяина в самое сердце. — Разве грамотный раб не стоит дороже?
Это был нокаут, ведь почтенный купец был жаден, как императорский евнух. С этого момента жизнь Само сильно изменилась, и каждую свободную минуту он мусолил лист папируса, на котором хозяин записывал свои сделки. Арабские пираты еще не остановили морскую торговлю, а потому купцы везли папирус из Египта в огромном количестве, и он был не слишком дорог. К удивлению парня, букв в алфавите оказалось не двадцать шесть, а двадцать три, и начертание их было довольно непривычным. Например, буква Z выглядела так, что ее и узнать было нельзя, а J, W и U, видимо, еще не придумали. Граматика и синтаксис в это дикое время отсутствовали напрочь, но зато и писали точно так же, как слышали. То есть, как бог на душу положит, лишь бы понятно было. Само пришлось изрядно попотеть с разбором скорописи, которой пользовался хозяин, но труды его были вознаграждены. Уже через три дня он читал документ с любого места, вызвав у купца состояние, близкое к сердечному приступу. Ведь сам почтенный Приск в юном возрасте потратил на обучение несколько лет и кучу отцовских денег.
— Да что же это такое! — потрясенно спросил Приск. — Глазам своим не верю! Может, ты еще и считать на абаке[16]умеешь?
— Это такая деревянная доска с костяшками? — спросил его Само, который видел у хозяина этот прибор, похожий на счеты у продавщицы в советском гастрономе. — Нет, на абаке я считать не умею, но могу научиться. Хотя, я и без него считаю неплохо.
Хозяин нахмурился и отвернулся, а сердце Само царапнуло неприятное предчувствие. Видимо, он все-таки перегнул палку, и теперь прикрыться личиной прежнего, вечно голодного простачка с наивным взглядом у него уже не выйдет. Самослав сделал серьезную ошибку. Ведь он только что дал понять хозяину, что умнее его, а подобное никому и никогда не прощается. Особенно, если это сделал мальчишка-невольник, родившийся на берегах Дуная. Колесо судьбы со скрипом повернулось, уводя жизнь славянского раба совсем в другую сторону, прочь от гарантированной миски каши и дощатой лежанки на рабской половине дома, застеленной драным тряпьем. Только он сам об этом еще не догадывался.
Глава 5
— Это всё, что у тебя есть? — разочарованию почтенного купца не было предела. Торг был беден, как никогда раньше.
Рабов на продажу было совсем немного, всего три десятка полуголых мужиков от пятнадцати до пятидесяти лет от роду, сидевших в загоне из деревянных жердей. Ратисбона оказалась захолустной дырой, окруженной непролазными лесами. Тут не было ни одного каменного строения, и даже стены города были сделаны из дубового частокола с единственными воротами. Хозяин вошел в дом к торговцу, с которым вел дела уже много лет, оставив Самослава на входе, и позволил тому невозбранно наслаждаться бездельем. Парень, привалившись к щелястой деревянной стене, подставил лицо ласковому весеннему солнышку. Человеку из двадцать первого века было безумно скучно, ведь жизнь здесь оказалась медленной и тягучей, как кисель. Событий было мало, и мозг, привыкший получать ежеминутно новую порцию информации, дымился, работая вхолостую. От невыносимого безделья, сводящего с ума, Самослава спасло только то, что он подслушивал. Деревянные стены пропускали звук весьма неплохо, и Само отчетливо слышал каждое слово, которое сказал хозяин.
— Это всё, что у тебя есть?
— Всё, — пожал плечами старый партнер Приска Хуберт. Могучий баварец с окладистой бородой, тронутой проседью, скупал пленников оптом у славян и авар уже много лет, а порой и сам ходил в набег с сыновьями, которых у него было девять человек. Хуберт имел помимо жены еще