Когда я, быстро выхлебав тарелку супа в столовой, вошел в кабинет, он находился там. Это было странно: занятия у него проходили с утра, и обычно он здесь не болтался.

Он смотрел в окно.

— Знаете, — сказал он без всяких предисловий, — мы ожидали, что вы будете одним из первых, кто сможет присоединиться к нам. А вовсе не первым, кто с нами расстанется.

— Именно так все и было. — Я сел и уставился на мой экран. — На какую-то микросекунду у меня возник такой соблазн. Но затем здравомыслие все же вернулось.

— Шутки в сторону. Вам нужно некоторое время, чтобы обдумать преимущества нашего общества.

— Я не шучу, — ответил я, подняв на него взгляд. — Для меня это было бы нечто вроде смерти.

— Смерть вашей индивидуальности. — Он произнес последнее слово очень медленно, с едва уловимым оттенком презрения.

— Вряд ли вы сможете по-настоящему понять это. Это свойство человеческого существа.

— Я человеческое существо. — С технической точки зрения это было правдой. — Если вы хотите иметь еще детей, то вы можете взять их.

Это был, конечно, неотразимый аргумент.

— Благодарю вас, двух вполне достаточно. — Я вызвал на экран компьютера директорию.

— Вы могли бы сберечь столько времени для исследований…

— Я не провожу исследований. Я всего лишь скромный рыбак, который пытается преподавать кинематику вращения. Если, конечно, ему дают возможность просмотреть записи.

— Прошу прощения.

В дверь негромко постучали.

— Мастер Манделла…

Барил Дэйн, с последнего курса.

— Заходите, Барил.

Он взглянул на Человека.

— Я не хочу отнимать у вас время. Только, ну… В общем, я слышал о вашей идее путешествия во времени. А любой может в него отправиться?

— Нам придется вести отбор среди добровольцев. — Юн был не из лучших студентов, но я делал скидку на его домашние условия. Его мать была пьяницей, а отец жил в Филбине. — А тебе уже исполнилось шесть лет?

— В архимеде исполнится. Тринадцатого архимеда.

— Ты не опоздаешь. — До совершеннолетия ему оставалось еще шесть месяцев. — Нам понадобятся молодые люди. Что тебе удается лучше всего?

— Музыка. Я не помню, как это у вас, по-английски называется… чозедренг.

— Арфа, — подсказал Человек, глядя в сторону. — Сорокачетырехструнная магнетогармоническая неоарфа. Бог мой, я ненавидел ее стонущий звук.

— Посмотрим. Нам потребуются разнообразные таланты.

Хотя, пожалуй, людская музыка будет пользоваться приоритетом.

— Благодарю вас, сэр. — Он кивнул и отступил, как будто я все еще оставался его учителем.

— Дети уже знают, — сказал Человек. — Я удивлен.

— Хорошие новости быстро расходятся. — Я выдвинул громко скрипнувший ящик, вынул стило и блокнот И притворился, что переписываю что-то с экрана.

В классной комнате было душно. Я немного приоткрыл окно и сел на стол. Все двенадцать студентов были на месте.

Симпатичная девочка за передней партой подняла руку.

— Скажите, мастер, на что это похоже — оказаться в тюрьме?

— Прата, за столько лет, проведенных в школе, ты должна была узнать все, что следует знать о тюрьме. — Ответом послужил легкий смешок. — Это просто-напросто комната без окон.

— Вы испугались, мастер? — Это Модеа, мой лучший ученик.

— Конечно. Человек нам не подотчетен. Меня могли запереть навсегда и заставить есть те помои, которые и вы, и они называете едой. — Они снисходительно улыбнулись моей старомодности. — Или же могли казнить меня.

— Человек не стал бы этого делать, сэр.

— Полагаю, что вы знаете их лучше, чем я. Но шериф достаточно прозрачно намекнул, что это вполне в их силах. — Я поднял над головой свой конспект. — Давайте отвлечемся ненадолго от этой темы и вспомним, что нам известно о большом «I», моменте инерции.

Это была трудная тема. Кинематика вращательного движения не поддается интуитивному усвоению. Я не забыл, сколько неприятности имел с ней в недавнем прошлом, ближе ко Дню Ньютона. Дети ходили на уроки, записывали то, что я им говорил, но большинство из них делало это «на автопилоте». Потом они заучивали наизусть свои записи, надеясь со временем сложить из них единую картину. А некоторые и не надеялись. (Я подозревал, что трое совершенно безнадежны, и мне придется вскоре поговорить с ними.)

Урок кончился. Пока ученики одевались, Гол При высказал наконец общее беспокойство.

— Мастер Манделла, а если Человек позволит вам забрать космический корабль, то кто будет нашим преподавателем? Учителем математической физики?

Я на мгновение задумался, взвешивая возможности.

— Вероятно, Человек, если такой специалист найдется в Пакстоне. — Лицо Гола слегка напряглось. Ему приходилось заниматься у моего соседа по кабинету. — Хотя я постараюсь поискать. В Центрусе есть множество людей, которые могли бы вести эти занятия, если, конечно, у них внезапно появится стремление жить на границе.

— А вы могли бы вести занятия на корабле? — спросила Прата. — Если мы тоже улетим?

Выражение ее лица было загадочным и несколько двусмысленным. Спокойно, парень: она лишь немного старше твоей дочери.

— Конечно. Это единственное, на что я способен.

Вообще-то мне могли поручить заготавливать рыбу для «Машины времени». Вероятно, она должна была стать основой рациона, а я хорошо умел пользоваться косарем.

Вернувшись домой после занятий, я не пошел прямо на причал. Не было никакой спешки. День был ясным и холодным, Мицар озарял небо голой энергетической синевой, похожей по цвету на электрическую дугу. Я решил дождаться Билла из школы.

Я согрел чайник и просмотрел новости. Информация передавалась из Центруса, так что наша история стала известна, но была спрятана в разделе провинциальных новостей и имела перекрестные отсылки к рубрикам «ветераны» и «Земля». Ну и прекрасно. Я не хотел получить слишком много вопросов до тех пор, пока у нас не появятся ответы на них.

Я попросил включить любое произведение Бетховена и молча слушал, глядя на озеро и лес. Наверняка придет время, когда я буду считать сумасшедшими тех, кто решил променять эту жизнь на аскетическую строгость и однообразие бытия на космическом корабле.

Да, было время, когда я — мы — питали романтические иллюзии насчет жизни на границе. Мы прибыли сюда, когда Мэригей была беременна Биллом. Но с тех пор место сильно разрослось и стало подобием Центруса, только без его удобств. А более удаленных мест, где можно было бы жить, не было. Не существовало никакого демографического давления (по крайней мере, в том масштабе, о котором имело бы смысл говорить). И никаких культурных предпосылок, опираясь на которые можно было бы обосновать переезд еще куда-нибудь.