— Теперь уже слишком поздно начинать.

Я принял душ, побрился, и мы вместе отправились в кабинет шерифа.

Пистолет висел на вешалке у него за спиной. Все бумаги на столе были небрежно сдвинуты в угол, а посредине стоял чайник, тарелка с крекерами и баночки с джемом и медом.

Мы сели, и он налил нам чаю. У него был усталый вид.

— Я всю ночь пребывал в Дереве. — За время, прошедшее с тех пор, как в Центрусе наступило утро, он мог связаться с сотнями или тысячами Человеков. — Получил предварительное согласие.

— И на это потребовалась целая ночь? — удивился я.

— Для коллективного разума вы общаетесь не слишком быстро. — На этот счет я уже не раз посмеивался над моими коллегами-Человеками в университете. (Вообще-то физика была хорошим примером ограниченности Человека: отдельный Человек мог воспользоваться запасом знаний моих коллег, но он или она все равно не смогли бы ничего как следует понять, если не изучали предварительно физику.)

— Значительную часть времени заняло ожидание названных индивидуумов. Помимо вашего… вашей проблемы, нужно было принять еще одно решение, имеющее к ней отношение. Чем больше листьев, тем больше дерево.

Варенье оказалось из зеленики, кислой ягоды с пряным ароматом, которая сразу же мне понравилась: это оказалась одна из немногих вещей, которые произвели на меня приятное впечатление чуть ли не в первый же день после моего прибытия на Средний Палец. Я прилетел сюда глубокой зимой.

— Итак, вы решили повесить нас на городской площади? — бодро сказал я. — Или это будет простая тайная казнь?

— Если бы вас было необходимо убить, это уже было бы сделано. (Прекрасное чувство юмора).

— Тогда что же явилось предметом обсуждения? Он подлил себе чаю.

— Придется подождать. Мне потребуется одобрение Целого Дерева. — Это означало отправку сообщения на Землю и обратно, что должно было занять по меньшей мере десять месяцев. — Но предварительное согласие состоит в том, чтобы отослать вас с моего благословения. Дать вам временной челнок.

— Зато при этом, — подхватила Мэригей, — вы избавляетесь от полутора сотен опасных мятежников.

— И это еще не все. Уже сейчас каждый из вас представляет собой изумительный анахронизм. А только представьте себе, какую ценность вы обретете через сорок тысяч лет!

— Живые окаменелости, — сказал я. — Блестящая мысль.

Он на мгновение задумался: слово было незнакомым. В знакомом ему мире не имелось никаких настоящих окаменелостей.

— Да, и в строении тела, и в образе мыслей. В том смысле, в каком я сам связан со своим родоначальником. Я должен сам подумать об этом. — Мне показалось, что он имел в виду то, что на их языке означало «коллективное я».

— Вы сказали, что принималось два решения, — заметила Мэригей. — Связанных между собой.

— Второе решение — это как бы зеркальное отражение вашего. — Он улыбнулся. — Вы знаете, я очень люблю людей. Меня всегда очень печалило, когда я видел, как вы живете исковерканной жизнью.

— Исковерканной… нашим индивидуализмом? — решил уточнить я.

— Именно так! Неспособностью слиться с Деревом и разделить свою жизнь с миллиардами других.

— Ну что ж, нам предоставили выбор, когда увольняли со службы. У меня было более двадцати лет, чтобы пожалеть о том, что я не присоединился к вам, но пока что я по-прежнему рад, что не сделал этого.

— Да, у вас был выбор, и некоторые ветераны приняли другое решение.

— И сколько же их было? — поинтересовалась Мэригей.

— Вообще-то меньше одного процента. Но Человек был тогда для вас новым и странным. Дело в том, что с тех пор, как вам предложили выбор, прошла уже сотня лет — почти триста земных лет. Население Среднего Пальца дошло за это время до двадцати с лишним тысяч, а этого более чем достаточно для того, чтобы поддержать жизнеспособную генетическую базу. Так что я хочу снова предложить людям выбор.

— Любой желающий сможет стать вами? — Я имел твердое убеждение, сходное с предчувствием, что детям следует остаться со мной.

— Нет, это могут быть только несколько особей из поколения, те, кто пройдет тест на пригодность. И они, конечно, не станут по-настоящему мною: их генетическая структура будет неудовлетворительной. Но все равно, они окажутся листьями Дерева. — Он улыбнулся, и выражение его лица не показалось мне снисходительным. — Для вас это звучит ужасно, не так ли? Вы называете нас «зомби».

— Мне представляется, вас уже и так достаточно на этой планете. Не считая десяти миллиардов, или сколько вас там, на Земле. Почему бы не предоставить нас самим себе? Ведь первоначальный план был именно таков.

— Эта идея совместима с первоначальным планом, только гуманнее, чем он. Вы не видите этого, потому что вы слишком старомодны.

— Ну что ж, по крайней мере, у нас есть десять месяцев, чтобы привыкнуть к мысли. — (Чтобы убедить Билла и Сару).

— О, дело здесь не только в космическом корабле. Я могу забежать вперед: и если Целое Дерево не будет согласно, то воздействовать придется лишь на немногих людей. Но я знаю себя, я знаю Дерево. Никакой проблемы не будет.

— Но те, кто присоединится к вам, все же останутся человеческими особями? — спросила Мэригей. — Они смогут все так же жениться и иметь семьи?

На лице Человека появилось озадаченное выражение.

— Конечно, нет.

— Но будут ли они хотя бы способны на это? — добавил я.

— О, нет. Они должны будут согласиться на стерилизацию. — Он потряс головой. — Вы не понимаете, говорите, что меня больше, чем достаточно. На самом деле, это вас слишком много.

Прямо из тюрьмы я отправился в университет. Моя лекция начиналась в 14.00, а я любил приходить в «лавку» за час до занятий, чтобы еще разок просмотреть конспекты и иметь возможность поговорить со студентами, если бы у них появилось такое желание. К тому же в это время в преподавательской столовой подавали горячий ленч.

Именовать это заведение университетом было, конечно, проявлением мании величия, несмотря даже на то, что здесь давали дипломы по двум дюжинам специальностей. Оно представляло собой десяток стоявших кружком бревенчатых домов, соединенных между собой крытыми переходами. Мой физический корпус состоял из двух лабораторий, двух маленьких аудиторий и аудитории побольше, которую мы делили с химиками и астрономами. На втором этаже (на самом деле это был всего лишь высокий чердак) находился склад учебных материалов и два небольших кабинета.

Я делил кабинет с Человеком и Джинн Сильвер. Джинн не была на собрании, потому что уехала в Центрус на свадьбу сына, но я был почти уверен, что она окажется на нашей стороне.

Она не испытывала ни малейшей любви к Человеку вообще и, в частности, к тому из них, с которым ей приходилось встречаться в этом кабинете.