Говорят, что именно столько людей страдают сонной болезнью, но на самом деле это не более чем прикидка, вроде попытки угадать вес церковного праздничного пирога или количество хлопьев в коробке с сухим завтраком – и это, если подумать, еще ужасней. По-настоящему никто ничего не знает, потому что чаще всего африканцы страдают и умирают в далекой глухой безвестности. Я не знаю, отчего вы обычно сердитесь, из-за чего у вас завязывается узел в животе, белеют костяшки, звенит в ушах – может, причиной тому бывает выскочившая перед вами на шоссе «Тойота», или наглые официанты, или очередь на почте, чиновники из авиакомпании, Брюс Форсайт[9]. Но какой бы мензуркой вы ни отмеряли свой праведный гнев, будьте готовы сменить ее на ведро.

К 2002 году глобальный фармацевтический рынок будет стоить 406 миллиардов долларов, и он растет на добрых – точнее, недобрых – восемь процентов ежегодно. Европе по продажам достанется около 100 миллиардов, США – 170 миллиардов, Африке – 5,3 миллиарда. Примерно один процент. Чтобы вам стало еще яснее, как раз столько фармацевтическая промышленность истратила в прошлом году на рекламу. А чтобы вы запомнили это накрепко, вот вам последнее: одного лишь прозака в США продается на сумму, равную половине всех затрат на лекарства в Африке.

Ну что, уже немножко вспотели под воротником? Ведь речь здесь идет не только о сонной болезни, а обо всем том, что мы огульно именуем тропической медициной. Не надо быть выпускником Бостонского медицинского колледжа, чтобы знать: по числу болезней в мире лидируют южные области, а по здравоохранению – северные. На поиски средств от облысения тратится больше денег, чем на все тропические болезни. Как и в случае с DFMO, фармацевтическая промышленность говорит: «Слушайте, мы тут неплохие ребята, не надо гнать волну. Посудите сами: мы живем в условиях безжалостной коммерции, а вся эта лабуда насчет свободного рынка и демократии, которую вы так любите повторять, означает, что в первую очередь мы отвечаем перед своими акционерами. Нет акционеров – нет исследований; а если нет исследований, то вам скоро будут, как раньше, удалять опухоль пилой на кухонном столе. Вы же не наезжаете на производителей автомобилей за то, что они не выпускают дармовых карет скорой помощи, и вообще – подумайте, сколько хорошего мы делаем».

Что ж, они правы – до какой-то степени. Вся загвоздка в том, что их свободный рынок – он ведь только для продавцов, а не для потребителей. Никто по своей воле не захочет стать их потребителем – к примеру, таким, как вот этот старик, на вид лет семидесяти, а на самом деле моложе меня, старик, в чьих слезящихся глазах табачного цвета прячется страх перед дневными кошмарами, результатом копошения червяков у него в голове, покуда он шаркает меж двумя костылями по палате, чтобы ненадолго вылезти на солнечный свет. Никто не листает брошюру, раздумывая, что ему выбрать – малярию, или речную слепоту, или сонную болезнь, или, на худой конец, легкую изжогу.

Кстати, лучше бы этому старику заполучить речную слепоту: для нее есть прекрасное лекарство и оно поставляется в Африку бесплатно фармацевтическим гигантом Merck (общий доход 32 714 000 долларов). Там тоже нашли это снадобье не нарочно: просто нечаянно обнаружили, что препарат для избавления лошадей от глистов вылечивает еще и людей от речной слепоты. Merck тратит на исследования 6,3 процента от своего дохода – меньше, чем большинство ведущих производителей, и чуть больше трети того, что он тратит на маркетинг и управление.

В своем подавляющем большинстве фармацевтические изыскания направлены на создание лекарств типа «я тоже» (это изысканно-шутливый термин самих исследователей) – коммерчески усовершенствованные копии чужих бестселлеров, в основном для борьбы с последствиями западных излишеств и с выдуманными от скуки псевдоболезнями, в то время как три четверти мира со средней продолжительностью жизни меньше 50 лет кричат: «Мы тоже хотим!».

В последнее десятилетие фармацевтическую индустрию поразил вирус слияний. Изначально DFMO был синтезирован фирмой под названием Marion Merrill Dow, которая потом стала именоваться Hoechst, Marion, Roussel и, наконец, Aventis Pharma. Да-да, знаю: все это звучит как названия рекламных агентств из Андорры. При каждом слиянии происходит сокращение объема научных исследований и, что еще важнее, их диапазона: меньше денег тратится на изучение меньшего числа болезней. Вы когда-нибудь задумывались над тем, как странно, что вам велят принимать таблетки от малярии перед поездкой в места, население которых их не принимает, или что вам делают прививки от желтой лихорадки, холеры, тифа и гепатита? Никто из местных жителей не защищен от этих болезней. Они просто болеют ими. Производители лекарств могут найти профилактику для богатых отпускников с Запада, но не для тех, кто живет с болезнями все остальные пятьдесят недель в году.

Малярия, к примеру, несложная болезнь – мы изучали ее больше века. Это один из самых жестоких бичей взрослого населения в мире, на ее счету миллион убитых, два, десять, кто знает? Давно и упорно ходят слухи, что от нее есть вакцина, но ни одна фармацевтическая компания не хочет, чтобы ее застукали с этой вакциной в кармане, боже упаси: ведь тогда придется ее производить, а это будет катастрофа для акционеров! Но когда случаи заболевания западнонильской лихорадкой были зарегистрированы в Нью-Йорке, там опрыскали репеллентом весь город, словно тропу Хо Ши Мина[10], и медработники третьего мира возликовали: если эта зараза приживется в Штатах, можно поспорить на весь рекламный бюджет, что средство от нее отыщут в считаные месяцы.

А насчет свободного рынка, где фармацевт фармацевту волк… Что ж, тут тоже есть доля лукавства. В США, где проводится большинство изысканий, за них имеют прямо-таки шоколадные налоговые льготы и пролонгированные семнадцатилетние субсидируемые государством глобальные патенты на лекарства, которые можно продлевать до бесконечности путем обновлений и усовершенствований, как стиральный порошок. И у них еще хватает духу требовать от государства дополнительных гарантий. Лечение СПИДа при его оплате страховыми компаниями США обходится в 10 000 долларов на пациента в год. В Бразилии это могли бы делать за двести долларов, но не отваживаются.

Таиланд произвел дешевый клон AZT. Чтобы защитить фармацевтические компании, американское правительство пригрозило наложить гигантские пошлины на деревянные украшения и товары, обеспечивающие 30 процентов таиландских экспортных доходов. Паленые CD – это одна статья, но как можно руководствоваться рыночной моралью там, где речь идет об умирающих людях? И не о двух-трех, а о миллионах и миллионах. Американские производители лекарств не потеряли ни доллара, в 1998–1999-м их домашний рынок стоил 107 миллиардов, на 15 процентов больше, чем в предыдущем году. Они вообще не рассматривают Африку как рынок, они продают свой товар международным благотворителям и агентствам. На недавней конференции по СПИДу в Дурбане было много разговоров о том, как поделиться AZT с Африкой. Компании сказали: они, мол, подумают, как можно снизить цену. Они и правда стараются, пять самых крупных сказали, что займутся этим, но им понадобится время. Там все-таки джунгли, знаете ли.