Я обернулся и оказался лицом к лицу с приходским священником Зиллана. Это был худощавый человек лет за сорок с преждевременно поседевшими волосами и странными темными глазами. Я пишу «странными», потому что видел такие единственный раз — на представлении варьете в Лондоне; человек с такими же странными глазами читал мысли зрителей и безошибочно записывал их на доске под аккомпанемент восторженных аплодисментов публики. Я подумал с тревогой, что пастырь, который обладает телепатическими способностями, должно быть, очень смущает свою паству. Можно признаться в таких грехах, о которых и не желаешь говорить.

— Добрый день, — учтиво ответил он на мое неловкое приветствие. — Добро пожаловать в Зиллан. У нас очень редко бывают гости из Англии. Или вы все-таки корнуоллец? Вы выглядите как местный… Позвольте мне представиться. Меня зовут Эдвард Барнуэлл, и я, как вы, конечно, догадались по моему одеянию, священник этого прихода.

Когда я назвал свое имя, он, казалось, был испуган, но тут же объяснил, что хорошо знает моего отца: когда-то давно они вместе ходили в школу. А поселившись на ферме Деверол, отец стал посещать зилланскую церковь. Еще я узнал, что отец обедал в доме у священника с мистером Барнуэллом и его семьей каждое воскресенье после заутрени, а потом возвращался на двуколке через пустошь в свое уединенное пристанище в Морве.

— Если вы погостите у отца несколько дней, — говорил мистер Барнуэлл, — надеюсь, вы придете вместе с ним к нам на завтрак в следующее воскресенье. Моя жена будет очень рада вас видеть, а моя дочь Мириам обрадуется новому лицу. Ведь мы здесь в Зиллане так изолированы от мира… Мириам уже восемнадцать лет, и она очень мила, хотя я, понятно, пристрастный судья. Ну что ж, не смею вас более задерживать. Кланяйтесь от меня отцу. И надеюсь вас вскоре снова увидеть.

— Да, сэр. Благодарю вас, — сказал я вежливо и не удержался от вопроса: — Сэр, вы как будто сказали, что эти цветы принесла некая миссис Рослин? Она приходится женой одному из сыновей усопших?

Он посмотрел на меня, его странные глаза не выдавали никаких чувств, и в тот момент, когда я уже начал проклинать себя за этот вопрос, ответил непринужденно, словно мы обсуждали погоду:

— Нет, миссис Рослин была второй женой Джона-Хенри Рослина, который умер в мае, и мачехой его сыновей. Она до сих пор живет на ферме Рослин, на пустоши по дороге в Чун. А вы уже побывали в замке Чун? Моя жена говорит, что это просто груда старых камней, которая вряд ли заслуживает визита, но вам, я думаю, будет интересно, если вы разделяете приверженность своего отца к истории.

— Надо будет осмотреть этот замок на обратном пути в Морву, — торопливо сказал я и наконец избавился от него, но его темные глаза следили за мной, пока я шел по улице, в точности так же, как мои недавно следили за миссис Рослин.

Вернувшись на ферму Деверол, я немедленно отправился к отцу в кабинет и извинился.

— Я прихожу к выводу, что такое не свойственное мне поведение стало следствием разговора с Жилем Пенмаром, — добавил я спокойно, не выдавая своих чувств. — Боюсь, что вел себя глупо.

— Я понимаю, — тотчас откликнулся он. — Не будем больше об этом говорить. — Но ему все же было очень неловко.

— Конечно же, Найджел должен получить Гвикеллис, если я получу Пенмаррик, — сказал я. — Теперь я понимаю, это будет справедливо. Пожалуйста, прости мне мои слова.

— Да… конечно. — Но он выглядел при этом еще более несчастным, чем когда бы то ни было.

Чтобы сменить тему разговора прежде, чем отец начнет задавать мне вопросы о матери, я быстро произнес:

— Я не помешаю тебе, если задержусь на ферме Деверол? Я думаю писать диссертацию об Иоанне Безземельном… Раз уж здешняя атмосфера так располагает к работе…

— Конечно! — подхватил он, ухватившись за возможность примирения. — Оставайся сколько хочешь! Диссертация об Иоанне Безземельном? Но что привлекает тебя в таком неприятном субъекте? Разумеется, из всех Плантагенетов… Но это можно обсудить позже, на досуге. Я велю миссис Мэннак приготовить для тебя одну из свободных комнат.

— Мне бы не хотелось мешать твоей работе…

— Ты и не помешаешь, напротив, мне будет полезно общество близкого по духу человека после многих месяцев отшельнической жизни… Я больше люблю работать по утрам, а два-три раза в неделю днем предпринимаю одинокие прогулки по утесам, но все равно у нас будет масса времени для общения.

— Местность и в самом деле примечательная… — Я заговорил о своей прогулке в Зиллан и о знакомстве с мистером Барнуэллом. Я был настолько занят собой, так уверен, что полностью себя контролирую, что сам удивился, когда вдруг спросил: — Папа, ты знаешь кого-нибудь из прихожан Зиллана?

— Ну, разве что внешне, — неуверенно ответил он. — Я же каждую неделю хожу на заутрени и к их лицам присмотрелся. Но там нет никого из нашего круга, кроме самого мистера Барнуэлла. Единственный владелец более-менее приличного куска земли в приходе Зиллан — это старый холостяк по имени Мередит, но он страдает артритом и не в силах выбираться из дому на заутреню, и я его еще не видел.

— Понимаю. — Я уже не мог остановиться. — Я хотел спросить, не знаешь ли ты некую миссис Рослин, очень красивую женщину лет тридцати или чуть моложе. — Он посмотрел на меня с крайним удивлением, а я бойко продолжал: — Я видел ее сегодня днем, приходский священник назвал ее имя. Я подумал, может быть, вы с ней знакомы.

— Наверное, я ее видел. — Он слегка улыбнулся. — Но ведь женщина «лет тридцати или чуть моложе» несколько старовата для юноши твоих лет?

— Меня просто поразила ее внешность, — пробормотал я и стал придумывать подходящий предлог, чтобы уйти, но отец заговорил прежде, чем я изыскал такую возможность.

— Смущаться ни к чему, — мягко сказал он, тронутый тем, что принял за наивное восхищение. — Я понимаю, что ты достиг того возраста, когда противоположный пол начинает привлекать. Может быть, раз мы уж заговорили об этом, мне следует сказать…

Долгожданный разговор о предмете, неотъемлемом в частной жизни джентльмена. Мне захотелось оказаться в Лондоне, за триста миль отсюда.

— …Как я был счастлив, — говорил он, — что ты хорошо себя вел в Оксфорде. Разумеется, я был уверен, что ты всегда будешь на высоте, но ты был молод и обладал свободой, к которой не привык, а я знаю, что молодому человеку в подобных обстоятельствах нелегко бывает придерживаться безупречных норм…

Я подумал обо всех женщинах, которых знал в Оксфорде, о женщинах из низшего класса, которые были готовы угодить молодому джентльмену в удовлетворении его не слишком скромных желаний, о женщинах, которые составляли столь тайную часть моей жизни, что даже ближайшие друзья не подозревали об их существовании. Стыд захлестнул меня горячей волной; я почувствовал, как у меня от чувства вины зарделись щеки.

— …Но я знал, что ты оправдаешь мое доверие, — заключил отец и тактично отвернулся, чтобы не видеть того, что он, по-видимому, принял за краску невинности.