Догнать взвод было несложно. Одному человеку, имеющему запас сил, это всегда легче, потому что один обычно передвигается быстрее, нежели группа. И догнать удалось еще до выхода из ущелья. Но там уже предстояло решать, как дальше вести разведку. При выходе из ущелья тропа расходилась в четыре стороны. Одна из новых троп, самая западная, отпадала для выбора сразу, потому что вела в большое чеченское село, не редкое по эту сторону административной границы между республиками, так же как и дагестанские села порой встречаются по ту сторону, в Чечне. От этой же тропы ответвление вело в поселок Припрудный, куда тоже не было смысла соваться. Оставалось три тропы, что, впрочем, не делало задачу выбора намного проще.

– Привал до рассвета. Рассредоточиться и не высовываться…

Первая команда солдатами традиционно любима. А две остальные являлись только уточняющими и предупреждающими и по большому счету не слишком и нужными, потому что старший лейтенант Раскатов свой взвод хорошо готовил и уверен был, что солдаты в любой обстановке поведут себя правильно и без подсказки сверху. Так и случилось. Командиры отделений вместе с заместителем командира взвода даже часовых самостоятельно выставили.

Звонить майору Еремеенко с докладом о захвате автоматического гранатомета и уничтожении четверых бандитов старший лейтенант хотел только после того, как определится с дальнейшими действиями. Конечно, хорошо было бы услышать от майора совет, но какой совет тот может дать, не имея под рукой никаких данных? Значит, решать и выбирать метод действий предстояло самому. Прикрывшись пологом, Раскатов долго рассматривал под лучом фонарика карту. Но карта ничего интересного не подсказывала. Любая из трех троп могла вести к противнику, точно так же, как могла и не вести. Выход в таком положении просматривался единственный. Дождаться рассвета и тогда уже искать следы. Остановившись на таком решении, Раскатов вытащил трубку и набрал номер майора Еремеенко.

– Здравия желаю, товарищ майор. Не разбудил?

– А я вообще ложился сегодня? – вопросом на вопрос ответил командир группы спецназа ФСБ. – Мы еще не закончили полный осмотр «норы». Следователи – народ дотошный. Все отпечатки пальцев собирают. Даже с ручки в туалете. Как закончим, дождемся вертолета со взрывчаткой и будем взрывать, если ты не будешь возражать.

– Буду, – категорично заявил старший лейтенант. – Звук мощного взрыва далеко уйти может. И отпугнет эмира Хамида, в случае если тот уже возвращается. Хотя у меня есть основания предполагать, что он еще не возвращается.

– Интересно. Подскажи, что за основания.

– Парфюмер выслал четверых бандитов с АГС «Пламя» для перекрытия возможных путей отхода. Кому? Я так полагаю, что банде эмира Хамида.

– Есть пленники?

– Нет. Все четверо – наповал. Но характерные уголовные татуировки имеются у всех.

– Думаешь, у Улугбекова уголовников в банде не было?

– Об этом нужно подполковника Джабраилова спросить. Татуированные перстни на пальцах. Джабраилов как мент должен знать, что они означают.

– Подождешь? Он неподалеку спит. Я спрошу.

– Если не трудно, товарищ майор. Я подожду.

Ждать пришлось больше двух минут. Даже при том, что подполковник Джабраилов спал неподалеку от Еремеенко, майор все же не стоял на его животе двумя ногами и не имел возможность разбудить, наступив каблуком на нос. Тем не менее разбудил, вопрос задал и сообщил старшему лейтенанту Раскатову ответ:

– Перстней ни у кого не было. По крайней мере, Анзор Вахович не видел, хотя общаться приходилось со всеми. Есть в банде один «расписной», Джабраилов разговаривал с ним, но тот не уголовник. Только детство его прошло в уголовной среде, и татуировки наносились «самопально» в детском возрасте. Но перстней на пальцах и у него нет. Наш подполковник в этом уверен на сто процентов.

– Значит, я был прав, и это бандиты из джамаата Ихласова. Кроме того, у эмира Хамида нет автоматического гранатомета, а у Парфюмера он был. Теперь он принадлежит моему взводу. Буду солдат обучать пользоваться.

– Прекрасно. Значит, возражения против взрыва бункера снимаешь?

– Снимаю. Хотя, на мой вкус, лучше было бы заминировать его.

– Чтобы взорвался кто-то посторонний?

– Пусть посторонний сначала попытается найти эту «нору». Не знаю, как бы мы нашли, если бы бандиты сами не высунулись.

– Мы подумаем над твоим предложением. Что делать с твоими убитыми? Сдавать их следственной бригаде?

– Они мне всю разведку испортят. Я пока оставил убитых у тропы. Забрал документы и трубки. Попробую провести анализ трубок. Может, в какой-то есть номер Парфюмера. Нет – придется искать следы живые. Когда свои действия закончу, тогда можно будет и вызывать следственную бригаду. А пока они будут только мешаться, да и охранять их придется. Сами они, я думаю, как обычно, небоеспособны.

– Действуй. Что думаешь предпринять?

– Жду рассвета. Искать следы с фонарями – это солдат под возможный обстрел подставить. Вплоть до минометного. А в этом приятного мало. Лучше уж подождем, когда рассветет достаточно. Это минут пятнадцать, не больше. Солнце еще не выйдет, но будет уже достаточно света для поиска следов. Потом выберем путь. Три тропы, как в сказке. По какой пойти, не знаю, и камня придорожного с надписью нет.

– Хорошо, Константин Валентинович. Будет что новое, сообщай. Я в любом случае, как здесь закончим, буду наготове, и группа моя тоже. И вертолет буду в готовности держать. Позвонишь – мы сразу вылетаем. Действуй пока…

* * *

Старший лейтенант Раскатов совершенно не страдал от бессонной ночи. Более того, после ночного марша он даже не слишком устал. По крайней мере, у него не возникло желания лечь и раскинуть руки и ноги крестом, чтобы отдохнуть и восстановить силы, как это делали солдаты. Константин Валентинович сам учил их этой позе, даже толком не зная, почему именно она рекомендована для полноценного и скоропалительного отдыха, почему именно крест дает телу возможность так быстро восстановиться. Так говорили те, кто учил его самого, так и он доносил эти знания до солдат, являясь только передаточным звеном.

При этом многие из солдат сразу задремали. А командир взвода знал за собой привычку не засыпать сразу после продолжительной нагрузки. Его организм требовал расслабления, без которого не давал сну сомкнуть веки. Впрочем, и из солдат многие тоже не рвались уснуть хоть на короткое мгновение. У каждого человека, как знал Раскатов, организм работает по-своему, и здесь нет общих универсальных критериев. И потому не давал, как некоторые командиры взводов, команду «Всем спать!», понимая, что закрытые глаза солдата вовсе не означают, что он уснул. Тогда зачем давать бесполезную команду!

В отношении отдыха Раскатов предпочитал рациональный подход – каждый из солдат сам знает, как ему удобнее получить полноценный отдых. Хотя о полноценном отдыхе в условиях боевой операции говорить вообще не приходится. Частицу отдыха получить – и то хорошо.