Меррик по-прежнему внимательно изучала мою ладонь, быстроскользя взглядом по линиям. В какой-то момент она большим пальцем слегка нажалана кожу, и я испытал невыносимо сладостное ощущение. Мне захотелось взять ее наруки, но не для того, чтобы насытиться, – нет, ни в коем случае! – недля того, чтобы причинить ей боль, а только затем, чтобы поцеловать ее, толькозатем, чтобы чуть царапнуть шею клыками и ощутить вкус ее крови, постичьсокрытые в ней тайны... Но я никогда не осмелился бы совершить столь ужасныйпоступок.

Я высвободил ладонь из ее пальцев.

– Что ты там увидела, Меррик? – быстро спросил я,сглотнув, чтобы подавить голод. Как телесный, так и душевный.

– Несчастья, большие и малые, мой друг, очень длинную линиюжизни, знаки, свидетельствующие о силе твоего характера, и многочисленныхпотомков.

– Перестань, я не могу принять твою интерпретацию. Рука немоя.

– Теперь у тебя нет другого тела, – возразилаона. – Разве тело не может измениться под влиянием новой души? Линии наладони меняются с течением времени. Но мне не хочется тебя злить. Я пришла сюдане затем, чтобы изучать тебя. И не затем, чтобы зачарованно разглядыватьвампира. Они уже не раз встречались на моем пути. Я сталкивалась с ними лицом клицу даже на этих улицах. Я здесь потому, что, во-первых, ты попросил меня, аво-вторых... мне захотелось побыть с тобой.

Я лишь кивнул, ибо не в силах был проронить ни звука отпереполнявших меня чувств, и умоляющим жестом попросил Меррик помолчать.

Она повиновалась.

Затем наконец я справился с собой:

– Ты попросила разрешения у старшин на эту встречу?

Она рассмеялась, но по-доброму.

– Конечно нет.

– Тогда тебе следует узнать кое-что, – сказал я. –У меня с Вампиром Лестатом все началось точно так же. Я не поставил визвестность старшин ни о том, что часто с ним вижусь, ни о том, что приглашаюего в свой дом, ни о наших бесконечных беседах и совместных путешествиях, ни отом, что именно я подсказал Лестату, каким образом он может вернуть своюсверхъестественную телесную оболочку, после того как Похититель Тел обманнымпутем завладел ею.

Меррик попыталась перебить меня, но безрезультатно.

– А знаешь, что произошло со мной? – сурово продолжаля. – Я воображал, что слишком умен, чтобы поддаться искушению ипрельститься посулами Лестата. Я считал себя чересчур мудрым стариком, которогоне соблазнить бессмертием. Я был уверен в собственном духовном превосходственад Лестатом... И вот теперь... Посмотри, что со мной стало!

Щеки Меррик вспыхнули румянцем, сделавшим ее еще болееочаровательной.

– А разве ты не поклянешься, что никогда меня необидишь? – спросила она. – Разве не станешь уверять, что Луи деПон-Дю-Лак ни при каких обстоятельствах не причинит мне зла?

– Разумеется, я готов дать такую клятву. Однако во мне ещеосталась крупица порядочности, которая вынуждает напомнить тебе, что ясоздание, обладающее сверхъестественным аппетитом.

Она снова попыталась что-то сказать, но я не позволил.

– Одно мое присутствие со всеми проявлениями силы можетизменить твое отношение к жизни, Меррик; оно может погубить твою веру вморальные устои и поколебать желание почить обычной смертью.

– Дэвид, будь же откровенен. Скажи прямо, что у тебя насердце? – Явно недовольная моим официальным тоном, она выпрямилась настуле и посмотрела мне прямо в глаза. – В этом юном теле ты выглядишьодновременно и молодым, и умудренным опытом. У тебя теперь более темная кожа,почти как моя! И в чертах лица появилось что-то азиатское. Но ты остался самимсобой – прежним Дэвидом – даже в большей степени, чем прежде!

Не в силах справиться с изумлением, я молча следил, какМеррик пьет ром. Небо за ее спиной совсем потемнело, но черноту ночи разгонялтеплый свет ярких электрических огней. Только в зале кафе, все освещениекоторого составляли лишь несколько покрытых пылью ламп, располагавшихся застойкой бара, царил унылый полумрак.

Столь безоглядное доверие приводило меня в трепет.Прикосновения Меррик были ласковыми, почти нежными. Моя вампирская сущностьявно не вызывала в ней ни малейшего страха или отвращения. И я вдруг явственновспомнил, как пленяло меня когда-то загадочное величие Лестата, его сокрытое отмногих великолепие. Неужели Меррик так же влекло ко мне? Что, если и она теперьпопала во власть губительного очарования?

Она, как всегда, отлично прятала свои мысли.

Да, я думал о Луи. Помнил о его отчаянном желании, чтобыМеррик применила свои магические способности и совершила то, о чем он просил.Но Меррик была права. Я действительно в ней нуждался. Мне было необходимо ееприсутствие, ее понимание.

Когда я наконец заговорил, горечь, отчетливо прозвучавшая вголосе, удивила меня самого:

– Это великолепно. И невыносимо. Я пребываю за гранью жизни,но никак не могу исчезнуть за нею окончательно. Мне некому передать своизнания.

Она не стала ни спорить, ни расспрашивать. В глазахнеожиданно вспыхнуло сочувствие, маска хладнокровия исчезла. Несмотря напотрясающее умение Меррик скрывать свои чувства, мне не раз приходилосьнаблюдать столь же резкие перемены в ее настроении, становиться свидетелем техредких моментов, когда все ясно без слов.

– Скажи, а если бы ты не обрел тогда новое, молодое тело,сумел бы Лестат тебя принудить? – спросила она. – Если бы тыоставался прежним Дэвидом, нашим благословенным Дэвидом семидесяти четырехлет... Кажется, именно столько тебе тогда было? Так вот, если бы ты в тот моментоставался нашим высокочтимым Верховным главой, сумел бы Лестат превратить тебяв себе подобного?

– Не знаю, – взволнованно ответил я. – Я частозадаю себе этот вопрос. Честно, не знаю. Эти вампиры... то есть я хочусказать... мы, вампиры, любим красоту, можно сказать живем ею. Красота для насширокое понятие, ты даже не представляешь, насколько широкое. Даже обладаясамой нежной душой, ты все равно не сможешь понять, как мы находим красоту там,где смертные ее не видят, но мы действительно дышим прекрасным, тянемся к нему.А красоту эту я бессчетное число раз использовал во зло.

Она подняла стакан в приветственном жесте и сделала щедрыйглоток рома.

– Если бы ты подошел ко мне без предупреждения, прошептал втолпе мое имя и дотронулся до руки, я бы тебя сразу узнала и безошибочнопоняла, кем ты являешься, – сказала Меррик. На мгновение ее лицоомрачилось, но тут же вновь сделалось безмятежно спокойным. – Я люблютебя, мой старый друг, – добавила она.