Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мальчик хорошо понимает, что означает эта улыбка, и в ужасе кричит: «Нет! Нет! Нет!» – но, словно заколдованный, не может оторваться от стула, на котором сидит.
В этот момент у Лемпицкой, которой снится, что она мальчик, первый раз в жизни происходит эрекция. Тогда Охараска приказывает:
– Ешь!
Мальчик испуганно сует ложку с кашей в рот и запивает ее соком, а Охараска залезает под стол, головой раздвигает ему колени, расстегивает его, берет в рот и начинает сосать, как конфету. Спустя некоторое время он перестает пить то, что пьет, а она начинает пить то, что получает, чтобы пить…
В тот момент, когда из мальчика начинает течь нечто густое и сладкое, сон прерывается, и мадам Лемпицка с криком просыпается.
Впечатление от сна такое, что Лемпицка тормошит спящего Эрлангена и заявляет:
– Я должна немедленно вернуться в Европу.
Он смотрит на нее своим резиновым взглядом и смеется, не говоря ни слова. Наконец целует ее и говорит:
– Красавица моя, мы завтра и так возвращаемся. Отпуск кончился, пора в банк…
* * *
Стоит подслеповатое утро весны, ничуть не ставшей мудрее в тот день, когда мадам Лемпицка бог знает в который раз нажимает на черную пластинку звонка на двери с табличкой:
SYMPTOM HOUSE
А. & S. К. Сделки с движимостью
– Твою мать… ты оказался прав! Да кто же ты такой? – кричит Лемпицка прямо с порога и без колебаний требует у торговца снами, чтобы он продал ей следующий отрывок из ее будущей жизни.
Ус у Алексы Клозевица смеется, он разводит руками:
– Постольку поскольку вы видели сон, вы убедились, что мне незачем кого-либо обманывать, в том числе и вас. Если бы в тот вечер вы подошли к столу, на котором стоял ужин, как-то иначе, ну, например, с другой стороны, я бы узнал, что этот сон не ваш. Но, предупреждаю вас сразу, если вы заинтересованы в новом контракте, то то, что я могу вам предложить, будет стоить дороже.
– И что же это такое, что вы мне можете предложить, и почему дороже?
– На этот раз вы можете приобрести кусочек вечности. Поэтому и дороже. Кроме того, это связано с некоторой опасностью. Но в это нам лучше не вдаваться, потому что таким образом мы можем растревожить настоящее осиное гнездо, да я и не уверен, что вам понравится то, что я вынужден буду сообщить вам, если мы продолжим разговор о новом контракте.
– Не бойтесь, говорите. Я пуглива, но только в малом. Что вы мне приготовили?
– Это сон, который мог бы присниться вам в возрасте тридцати семи лет. То есть через два года. Ровно семьдесят одна секунда вашего будущего, которого у вас никогда не будет.
– В чем тут разница с предыдущим сном?
– Я могу обеспечить вам любой сон, который вам предстоит увидеть в вашей жизни. Но в данном случае речь идет о другом. Это такой сон, который вы не увидите никогда, потому что не доживете до тридцати семи лет. Это сон из вечности. Загробный сон. Но это ваш сон. Мне очень жаль, что приходится сообщать вам такое, но без этой информации мы не сможем продвигаться дальше в процессе переговоров относительно купли-продажи.
– Откуда вы знаете, что я не доживу до тридцати семи лет?
– Дорогая госпожа Лемпицка, вычислять такие вещи совсем не трудно. Если уж мне с точностью до дня известно, когда умру я сам, почему бы мне не знать и дату вашей смерти? До тридцати семи лет вы не доживете. И из того года от вашего рождения вы можете получить от меня только кусочек сна, который могли бы увидеть в том возрасте, если бы были живы.
– Неужели это возможно? И как?
– Если вы поймаете птицу, то это всегда будет целая птица, а не ее половина или четверть, причем независимо от того, маленькая она или большая. Так же происходит и со снами: я могу поймать или целый ваш сон, или ничего, и на это не повлияет длина этого сна. Вот и представьте себе, что во вневременности парит и тот самый кусочек вашего сна, его продолжение, которое вы никогда не увидите, но которое вот оно, здесь, так же как лапка или хвост птицы. Или другой пример. Волосы и ногти продолжают расти и после смерти, но точно так же продолжаются после смерти и сны, которые не успели присниться при жизни.
– В том сне, который снился Дистели, содержались какие-то сведения о том, как он умрет? То есть я хотела спросить, могу ли я увидеть тот его сон, который вы поймали и не смогли продать ему, потому что он умер, так и не узнав его конца?
– Это невозможно. Прежде всего, потому, что ему был продан сон в полном виде, и он его увидел целиком, до конца. В том числе и ту часть, которая относится ко времени после его смерти. Кроме того, для него условия сделки были совсем другими. Все, что я могу вам сказать, так это то, что ваш сон, который мне удалось поймать, примерно на сто лет младше сна вашего покойного любовника господина Дистели. Его сон относится к началу девятнадцатого века, а происходит в начале двадцатого.
– Что это значит?
– Что это значит, спрашивайте у кого-нибудь из учеников Фрейда, а не у меня. Я не врач, чтобы лечить, и не маг, чтобы предсказывать будущее. Я и не политик, чтобы обещать вам лучшую жизнь, и не представитель чужого капитала, чтобы защищать будущее великих от будущего малых. Я просто торговец, который продает вам ваше будущее, такое, каким оно будет…
Мадам Лемпицка сидит в храме, под названием «Symptom House», слушает, что говорит ей «торговец будущим» о снах Дистели и о ее собственных снах, и задумчиво произносит:
– Значит, сны ваших покупателей вы различаете так же, как те женщины, которые отличают укус блохи от укуса комара…
– Если вы имеете в виду то, что сны могут укусить, то это именно так.
– Давайте вернемся к нашей сделке о покупке загробного будущего. На каких условиях я могла бы купить еще семьдесят одну секунду будущего, в котором мне никогда не жить? Почем у вас чайная ложечка вечности? Вы говорите, условия более тяжелые? А такие загробные сны тоже могут укусить?
– Всё гораздо сложнее.
– Что это значит? – спрашивает мадам Лемпицка. Ее прозрачный язык, как и всегда в ожидании важного ответа, слегка высовывается изо рта. Она молчит и щурится.
– Вам придется кое-кого убить.
Лемпицка открывает глаза и говорит:
– Это и есть условие?
– Да. Но, учитывая, что вы не доживете до тридцати семи лет, это не должно вызывать у вас особой тревоги. Вам только следует иметь в виду: я не знаю точной даты вашей смерти, единственное, что мне известно, – это будет раньше, чем вы достигнете указанного мною возраста.
– Следовательно, это может произойти и раньше… Насколько раньше?
– Этого я вам сказать не могу. Не знаю. Мне не удалось это вычислить.