«Олимпиадник называется».

Ну и мы, короче, тупо сидели там и молчали. Минут, наверное, так пять. Типа, думали, как быть дальше.

— Может нам к метеориту съездить, — вдруг говорит Настя писклявым своим голоском.

— Зачем? — спрашиваю я.

— Может, что-нибудь обнаружим, у ученых спросим, — тут же подпердывать Лешка этот начал.

— Ага, конечно, эти ученые сами ничего не знают, только вид делают. Да и как мы вообще, к этому камню подберемся? Там же, наверняка, всё огорожено.

— Нет. Ты что, новости не смотришь? — говорит Настя и достает из портфеля лопату огромную, хоть щас картошку копай.

— Для чего тебе такой мобильник большой? — спрашиваю я у нее. — Ты ж в первом классе еще только?

— Во втором! — отвечает она рассерженно немного. — Он мне для учебы нужен.

Ага, как же, все так говорят. У меня, вообще, в её возрасте, тетрис был, и нормально. Да и сейчас — кнопочный мобила, и не жалуюсь.

Короче, достала она эту лопату и начала показывать мне и Лешке видео какое-то. Там куча народу, значит, просто шатались вокруг этой каменюги и фоткались. Ученные эти, главное, тоже фоткались и в камеру махали. Еще летали там в небе всякие люди. Дурдом, одним словом.

— Ладно, — говорю, — я понял. Тогда завтра туда съезжу и посмотрю че к чему.

— Мы тоже поедем, — говорит Лешка своим полуломанным, басовитоподобным голосом.

— Нет.

— Да, — опять пищит эта мелкая. — Мы тоже обычные! Мы должны быть вместе!

— Я не собираюсь с вами нянчится.

— И не надо, мы просто будем рядом и поможем тебе!

Она чем-то напомнила мне сестру. Такая же упрямая, как ослишка какая-то.

— Ладно.

Как, я это, сказал, так прям перед нами появилась вдруг завуч. Мы аж подпрыгнули все от испуга.

— Обсудили? — спрашивает она нас своим эховитым голосом.

— Да, — отвечает Настя. — Мы завтра утром туда поедем, куда метеорит упал.

— Утром мы не сможем, — говорит Лешка, — у нас же уроки.

— Об этом не беспокойтесь, — говорит завуч. — Вы освобождены от занятий до тех пор, пока не станете нормальными.

Я, конечно, был рад такой приятной новости. Кто хочет на эти уроки вообще ходить? Но вот что-то последние её слова мне не очень понравились.

— Мы и так нормальные! — говорю я ей, точнее, чуть ли не кричу.

— Нет, вы обычные! — говорит она грозно и исчезает.

Дверь позади нас открывается.

Эти двое малявок как-будто прилипли к стульям. Сидят и чуть ли не плачут. Ну я и решил свинтить по-быстрому, то бишь избавиться от этой назойливой мелкоты. Я встал и пошел к двери, по-тихому так. Вышел, значит, и тут меня за рукав тянет кто-то. Смотрю — мелкая эта прицепилась. А позади нее очкарик плетется.

— Ты забыл? — спрашивает Настя. — Нам теперь надо быть вместе.

— Не надо. Идите домой, — говорю.

— А когда мы завтра встречаемся? — спрашивает олимпиадник этот.

— Нуу, давайте в 9, возле кинотеатра.

— Хорошо, — сказали они почти одновременно.

Я пошел, короче, в раздевалку, а они за мной опять тащатся. Переобуваться я не стал (обувь уличная развалилась же от какой-то кислоты). Просто, значит, курточку накинул и вышел из раздевалки, а эти двое стоят передо мной одетые и ждут. Хатики какие-то, честное слово. А как они так быстро переоделись, ума не приложу.

Я посмотрел на них, посмотрел и пошел, а они возле меня прутся. И, главное же, не отстают, хоть я и старался быстрее идти.

Лешка, ботан этот, в итоге отвязался первый. Сказал, что где-то там живет — возле реки. А эта шмакодявка осталась со мной.

Мы идем с ней, а на улице тот же бедлам, что и утром был. И тут эта мелкая начинает мне заливать всякую ерунду. Рассказывает мне, типа, про маму свою. Про то, что она крутая нынче стала, то и это умеет делать. Предметами там управляет, быстро бегает, в невидимку превращается, поет отлично, пляшет, вяжет и всякую ерунду еще, короче, научилась делать.

— А папа что? — спрашиваю.

— Папа, — говорит она грустно, — ушел два года назад к тете Ларисе. Мама сказала, что они теперь дышат под водой и быстро плавают, поэтому они уплыли в Америку.

— Че серьезно?

— Да.

Абсурд, да и только.

— А ты вообще как к этому относишься? Ну, в смысле к тому, какими люди стали, да и к сверхспособностям этим? — спрашиваю я у Насти.

— Хорошо, — говорит она. — Это же прикольно, когда сверхспособности есть. Но люди некоторые злее стали.

— Кто?

— Учительница моя. Она меня сегодня наругала за то, что я чихнула и не извинилась. А я и не знала, что нужно извиняться. Она накричала на меня, и я всю перемену плакала. Раньше она добрее была.

Да уж, что-то она меня совсем расстрогала. Мелкая она еще для всего этого.

— Может тебе портфель помочь понести? — предложил я.

Она же посмотрела на меня, улыбнулась и говорит:

— Нет, спасибо, Женя, я сама. Вон мой дом уже. Я пошла. Пока.

— Пока, Настя.

Я посмотрел ей вслед. Тоже таким мелким был когда-то. Проще как-то было.

Глава 6. В семье не без урода.

Поднимаюсь я домой, а на уме одно: «Лишь бы дневник родаки не спросили». «Хотя ж рано ещё», — вспоминаю. — Мама на работе, батя спит, наверное». Ну и захожу я, значит, домой, вешаю куртку на крючок, снимаю свои туфли…

— Привет, сын, — говорит отец. Он выходит из кухни и идет в зал, а в руках тащит бутылок десять пива.

Я, конечно, очумел немного.

— А не рановато ли, пап? — спрашиваю я.

— Не, — говорит, — я теперь не хмелею, хоть сколько пей, все равно.

— Ааа, понятно.

Я уже не шибко удивляюсь дурацким сверхспособностям. Насмотрелся за день.

— А че ты не спишь? — спрашиваю его, а он даже не смотрит на меня. Сидит, глушит пиво и зырит в телик. В общем, как обычно.

— А мне теперь спать почти не надо. Я это, сова как бы, — говорит.

«Сова». Прикиньте?

— А как на работе, спокойно?

— Какой спокойно?! Зеки все взбунтовались. Кто металлом управляет, кто огнем дышит, кто ножи из рук метает, кто прутья гнет голыми руками. Ужас полный! Хорошо хоть телепортов или бегунов этих не было. Но мы тож, сынок, не промах. Усмирили их по-быстрому. Сахарков им камеры изо льда сделал. Теперь они там и кукуют.

Я стою и не верю своим ушам. «Камеры изо льда? Это еще чё такое?»

— Но там же холодно, — говорю.

Зеков-то тоже жалко.

— Не, — отвечает так самодовольно, — я им там подогрев смастерил. Как в шоколаде они там. Одиночка для каждого. Мечта. А ты что не на уроках?

— Отпустили, — говорю, — потому что я обычный.

У