– История Фатимы – довольно странное увлечение для банкира... Вы ведь банкир, господин Потоцкий?

– У всех свои странности. А мой бизнес дает мне некоторые преимущества. Если он идет хорошо, я могу себе позволить заняться моими странностями. Если бы я был историком, у меня не было бы денег. И мы бы с вами вообще вряд ли разговаривали. Мне вас рекомендовали как весьма делового человека, Эрик.

– То есть ваш бизнес идет хорошо? – улыбнулся Густавссон.

– Вы можете не волноваться на этот счет. Если у вас действительно есть то, что меня интересует, оплата будет адекватной.

– Адекватной... – задумчиво повторил Густавссон, словно пробуя это слово на вкус. Несколько мгновений он молча смотрел в морскую даль.

* * *

Уютный открытый ресторанчик на самом берегу моря, в который он привел Потоцкого, располагал к философии. Посетителей было совсем мало, и наслаждаться закатным солнцем над морским горизонтом можно было почти в полной тишине.

– Вы, конечно, понимаете, что такое в данном случае адекватная оплата? Речь идет о документах, за которыми охотятся сразу несколько разведслужб, а заодно с ними и Святая Церковь. Частных коллекционеров я просто не упоминаю, – внимательно поглядывая на Потоцкого, уточнил швед.

– Похоже, разведслужбы миллионов вам не предлагают, раз вы все же говорите с частным лицом.

– Возможно, я действительно говорю с частным лицом, – тонко улыбнулся Густавссон. – Как знать... Я не люблю иметь дела с государственными структурами. Когда вы пусть даже продаете нечто ценное для истории, вы хотите быть уверенным, что отдаете это нечто в хорошие руки. А гарантировать порядочность государства – это утопия. Политики всегда циничны, и кто знает, в каких целях они потом используют такую покупку...

«Хорош врать, – подумал Потоцкий. – Ты бы и маму родную продал государственной структуре, если бы она только ей понадобилась».

– В этом я могу вас понять, – заметил он вслух. – Вы, кстати, заговорили о цене, но мы ведь еще даже не обговорили, чем вы, собственно, располагаете.

«Странно ты как-то торгуешься, братец. Можно даже подумать, что никаких документов у тебя и нет». Впрочем, на самом деле это было для Потоцкого не так уж и важно. Куда важнее было то, что они наконец встретились с этим жуликоватым шведом.

– Надеюсь, вы хорошо знаете эту историю... – строго сказал швед.

– Историю Фатимы? Мне кажется, что да...

Еще бы ему не знать эту историю. Потоцкий отвернулся от собеседника в сторону моря. Стоило ему только на мгновение прикрыть глаза, как перед ним вставали картины, которые он давным-давно уже себе нарисовал. Впрочем, нет, это были не картины. Скорее, это напоминало обрывки какого-то фильма, который он когда-то видел.

Залитая весенним солнцем лужайка, на которой пасется маленькое стадо белых овечек. У этого стада совсем маленькие пастухи – старшей девочке только-только исполнилось десять лет. Вот дети отвлекаются от своей игры и, почувствовав что-то все вместе, в изумлении оборачиваются. А дальше обычно он видел молодую женщину, которая шла навстречу детям. Впрочем, он никогда не мог ее толком разглядеть. Всякий раз это был только силуэт, и это было странно, потому что женщину хорошо освещало солнце. А может быть, как раз в солнце и было все дело – оно так сильно заливало ее своим светом, что разглядеть ее лицо было никак невозможно. Но он почему-то хорошо знал, что у нее были грустные глаза. И голос у нее тоже был немного грустный.

– Вы ведь не боитесь меня? Вам не нужно меня бояться... – говорила она детям. Наверное, это была их первая встреча. А потом было еще несколько. Это совершенно точно, так гласило предание. Но у него перед глазами вставали только разрозненные эпизоды – словно кадры из фильма.

– Скоро мне придется забрать вас к себе, – говорила она младшим мальчику и девочке, а потом обращалась к старшей: – А тебе предстоит еще многое сделать здесь, Люсия...

Потом был еще один ее разговор с детьми.

– Я знаю, вам трудно. Но я сделаю так, чтобы вам поверили...

А потом над вечерним морем вдруг в неестественной пляске запрыгало красное солнце, и огромная толпа народа в испуге и смятении смотрела на него...

– Вы хотите сказать, что действительно верите в эту историю? – серьезным голосом спросил Потоцкий.

– Мне говорили, что русские любят задавать дурацкие вопросы! – довольно засмеялся швед. – Лично мне, как вы понимаете, Святая Дева Мария пока еще не являлась.

Это как раз понятно, подумал Потоцкий.

– Я верю в то, что у меня есть несколько бумажек, связанных с ее именем, которые теперь стоят кучу денег. Вот в это я верю, – с удовольствием повторил швед. – Остальное меня не касается...

– Итак, все дело в третьем секрете, не правда ли? – потер лапки Густавссон, игриво поглядывая на Потоцкого. – Масса всяких вопросов. Почему Ватикан так долго не сдавал этот секрет и не открыл его еще в шестидесятом? Да потом тоже, – если вдуматься, зачем было тянуть еще двадцать лет после того, как покушение на папу состоялось, а?

– И вы приехали сюда, чтобы поделиться со мной этим откровением?

– Почти что так, – радостно улыбнулся Густавссон.

Потоцкий хмыкнул, легко зевнул и потянулся, закинув руки назад. Он отвел глаза от внимательного взгляда шведа, сидящего напротив, и стал наблюдать за парусником в вечернем море. Весь его вид должен был сообщить шведу, что Потоцкий начал скучать и беседа ему неинтересна. Но настырный швед этого явно не замечал. Он прекрасно знал, что Потоцкий внимательно слушает его и ждет продолжения.

– Тот самый местный священник из Португалии, которому сестра Люсия передала свой запечатанный воском конверт, был очень любопытен. Он не решился, конечно, вскрыть конверт. Все эти проклятия – штука опасная. С Девой Марией шутки плохи, учитывая ее возможности... Так вот он не вскрыл письмо, но письмо состояло из одного лишь листочка. И знаете, Эндрю, что сделал хитрый священник? Он поднял конверт и посмотрел его на свет. Наверное, он хотел увидеть хоть часть того, что там было написано. Но он ничего не увидел. Зато он сосчитал количество строчек. Их было ровно двадцать пять.

– И что? – равнодушным голосом спросил Потоцкий.

– А то, что письмо, которое опубликовал Ватикан, содержит шестьдесят четыре строчки. Проще говоря, это не то письмо.

– И тогда можно объяснить, почему Ватикан так долго ждал с публикацией?

– Именно так. Святые отцы так и не дождались ее смерти. Дева Мария была абсолютно права – Люсия прожила очень долго. К тому же это было бы слишком подозрительно, если они бы предали письмо гласности только после того, как она умерла. Они сделали хитрее, как они умеют. Они дождались, когда сестра Люсия будет уже не так активна – в силу своего возраста – и не сможет следить за происходящим. А значит, не сможет и узнать о том, какое письмо опубликовано. Думаю, что они дождались, когда это можно будет сделать.