русские уйдут… воспользовавшись покровом ночи. Уйдут, несмотря на самый реальный (как он считал) ночной боевой инструмент – многочисленные японские миноносцы».

* * *

Ближе к пяти часам пополудни эскадры находились примерно в пятидесяти милях от восточной оконечности полуострова Шантунг.

Впереди лежало Жёлтое море.

Цепочка японских кораблей заходила с правой раковины русских.

«Микаса» рвался нависнуть на траверс «концевого» вражеской колонны, опознанного как броненосец «Пересвет» и младший флагман неприятельской эскадры.

Орудия молчали.

Того распорядился пока не открывать огонь, боясь спугнуть противника на преждевременное уклонение и маневрирование, намереваясь догнать русских, став на параллели вровень со вторым концевым судном в колонне (судя по всему, броненосцем «Победа»), и уж тогда по ходу движения обрушить на врага башенные и бортовые залпы.

Британский подданный, господин Пэкинхем, ссылаясь на свои проверенные источники, снова забубнил, что эти два «систершипс» несколько уязвимей остальных русских броненосцев, перечисляя слабые места…

Японский командующий вежливо кивал – всё это он уже слышал и не однократно.

Ими займутся последующие мателоты.

Цель – «Цесаревич», на котором держит флаг Витгефт.

* * *

Пространство боя сужалось!

Если взглянуть на происходящее с высоты птичьего полёта – шальным глазом воображаемой чайки…

Или цифровым… с уплывшего в арктические широты беспилотника (кто из сражавшихся ныне помыслил бы о таком)…

Или потом при «разборе полётов» суровыми начальственными взглядами следственной комиссии министерства – на исчерченные линиями и пунктирами движения отрядов…

Было бы видно, что картина боя окончательно приобрела классическую конфигурацию травли.

Убегающие и догоняющие!

Одни рвутся в атаку, другие лишь отбиваются!

Как там на той же комиссии было (будет… и будет ли?) сказано: «Эскадра не сражалась, а терпела бой».

Из Артура – без веры, от отчаяния… отчаявшись, но веря!

И всё же с облегчением: «и наконец… и слава богу!»

Потом воспряв: «Да нешто, братцы… да мы японца… не так уж страшен чёрт и одного уж утопили».

Тогда как души жёлтые напротив уверенность сменили на сомнения… и снова на решимость. В этой решимости – отчаяние целой нации, стеснённой в границах берегов и традиций…

«Тенно Хэйка Банзай!»

Росло, теперь накапливаясь наново, напряжение, кусая губы до крови, водя желваками… глотая, сплёвывая тягучим ожиданием.

Сближались, сходились две эскадры… замирая кровью в жилах, бросая в кровь адреналином.

И назревало пониманием, что серьёзной будет драка… наверное, наверняка на выбывание!

* * *

Уже после полудня обдувало, посвистывало «умеренным», волнуя море до четырёх-пяти баллов.

Стотридцатиметровая туша японского флагмана испытывала мерную продольную качку, иногда ловя отдельную волну, бодая, подбрасывая на полубак брызги, достававшие до мостика.

Дальномерный пост выдал очередное показание дистанции:

– До «концевого» русского тридцать два с половиной кабельтовых!

Башни-орудия ворочались, но не стреляли.

Противник тоже шёл молча.

Несмотря на высокий надводный борт «Пересвета», горбатящийся до кормового мостика, резкое снижение профиля к ютовой части создавало иллюзию, будто броненосец присел на корму, прижался к поверхности моря, изготовившись к бою.

Того видел, как на нём поднялись стеньговые Андреевские флаги, едва уловимо ползли на нужные возвышения стволы орудий.

Носовая башня извернулась на борт под наибольшим возможным углом назад, асинхронно двигая стволами, словно шевелящий усами жук, взяв на прицел непосредственно «Микасу».

«Будто бы лично меня», – немного с усмешкой подумал Хэйхатиро.

В этот момент гайдзины ударили – орудия их кормовой башни, направленные куда-то за корму «Микасы», без пристрелки, дуплетом выкинули вспышкой грязно-жёлтый клок дыма.

Докатился прерывистый раскат.

Снаряды-«чемоданы» зачастую почти видимы, провисая чёрными точками на полубаллистике… но только не в бинокль – в оптику за ними не уследить, и Того просто скосился назад, ожидая результат. И удивился, увидев неожиданно близкие падения у «Фудзи», накрывшие бак корабля брызгами осевших всплесков.

Отвлёкшись, адмирал пропустил момент выстрелов по «Микасе», даже не вздрогнувшему, проглотившему сразу два попадания куда-то в борт, – только белые дымы колыхнулись в районе каземата, тут же унесённые ветром.

– Попадания средним калибром! – донёсся надрывный голос флаг-офицера.

Следующими летели десятидюймовые, прошелестев выше, казалось, что совсем рядом, лишь смертельным дуновением коснувшись щеки адмирала, шлёпнувшись фонтанами за правым бóртом.

Старший артиллерийский офицер японского флагмана отдал приказ на открытие огня самостоятельно.

Бой начался.

Теперь рёв собственных залпов заглушил все иные звуки. На грани понимания Того услышал торопливое предложение сэра Уильяма последовать в более безопасную рубку и даже что-то ответил ему, пытаясь перекричать рявкнувшие носовые орудия.

Англичанин отрицательное дёргание головой понял правильно и с гордым носом кверху удалился вниз.

Того тут же о нём забыл, напряжённо выискивая прорехи в дыму своих же орудий, ожидая, когда можно будет рассмотреть результаты огня.

А как только в паузе между залпами пороховые клубы рассеялись, с мостика «Микасы» к очередному досадному удивлению увидели, как отстоящие навскидку в десять-двенадцать кабельтовых на траверзе русского кильватера якобы повреждённые броненосцы хватко покатились вправо, норовя занять своё прежнее место в колонне.

Манёвр выполнялся почти идеально – попеременно паля башенными залпами, «Севастополь» и «Полтава» споро и одновременно величаво вписывались в кильватерную линию… даже не «просев», соблюдая эскадренную дистанцию между собой и впередиидущими.

Был ли этот незатейливый ход Витгефта удачным? Да чёрт его знает!

Наверное, на мостике «Микасы» вполне бы и оценили разом изменившееся рассредоточение огня в некой выгоде для противника, и некоторое снижение давления на «пересветы».

Всё это уже было отмечено промежду прочим… Того только отмахнулся!

Главной целью ему виделся флагманский корабль противника – чтобы свалить врага, надо его обезглавить, а потому «ход полный»! Продолжать, продолжать опережение русской колонны.

Единственное, что неприятным беспокойством теребило и раздражало японского адмирала – эта парочка громил, уже вкусив «лёгкой крови», в итоге снова окажется против броненосных крейсеров.

Обе эскадры развили максимальную скорострельность. Попадания следовали одно за другим!

В десятках всплесков от недолётов, получая своё, русские корабли окутывались шапками разрывов – слетали стеньги, волочился дым, сразу же занимались пожары!

Однако Того уже не питал иллюзий – возгорания тушили, замолкшие орудия вскоре снова начинали «грызть» его корабли.

Подняв ход до пятнадцати узлов, довернув на два румба вправо, Витгефт по-прежнему сохранял выгодный сектор обстрела. А уже через полчаса эскадры бились на дистанции двадцать два кабельтовых, на плавно сходящихся курсах.

В то время как японские головные корабли вели концентрированный огонь по «Цесаревичу»… да ещё основательно перепадало «Пересвету», поскольку на нём развевался флаг Ухтомского, сам «Микаса» оказался под жесточайшим обстрелом практически всей русской линии.

В течение тридцати минут в японский флагман встряло более двадцати разнокалиберных снарядов, где пробивая рваные дыры, не детонировав, где оставляя палевые сажей отметины, где штатно и безжалостно куроча, ломая,