— Ты умеешь кодировать, — недоверчиво пробормота­ла она, тут же вспомнив о советах по программированию, которые шли по открытым каналам.

— Если не умеешь малость подправить код то там, то тут, то запястниками пользоваться не будешь — будешь время смотреть да официальные рассылки получать. Как я, по-твоему, вас-то нашел? Думаешь, GPS сама собой наладилась, когда туда пробрались вирусы и шредцеры?

Он часто, неглубоко дышал, словно запыхавшись от такой длинной речи. Но и гордился собой, насколько могла судить Кларк. Маленький дикарь на последнем издыхании поражает экзотическую зрелую женщину!

Да, она волей-неволей поразилась.

Рикеттс умеет программировать! Она показала ему ко- эновскую плату. Он, свернувшись в клетке, дрожащими от напряжения руками настроил шлемофон. И насупился, удивляясь своей слабости.

— Ну, подключай.

Кларк покачала головой:

— По беспроводной нельзя — может вылезти.

Он понимающе кивнул:

— «Лени»?

— По-моему это называется «шреддеры».

Он кивнул.

— Шредцеры, «лени», «мадонны» — все одно и то же.

— Она постоянно роняет систему...

— Ну да, именно это они и делают.

— Но обрушить эту оперативку невозможно, она толь­ко для чтения. Она сама слетела.

Парень с трудом пожал плечами.

— Но зачем ей это делать? — продолжила Лени. — Я видела, что в естественных условиях она крутилась куда дольше пяти секунд. Как думаешь, ты можешь...

— Конечно, — сказал он, — давай проверю. Но и тебе придется кое-что для меня сделать.

— Что же?

— Сними с глаз эти дурацкие штуковины.

Она инстинктивно шагнула назад.

— Зачем?

— Хочу увидеть. Твои глаза.

«Чего ты боишься? — спросила себя Лени. — Дума­ешь, он увидит в них правду?

Но она, конечно, была сильной. Уж всяко сильнее его. Заставила себя разоружиться, и все равно — гля­дя ей прямо в нагие глаза, он не увидел в них ничего плохого.

— Оставила бы так. С ними ты почти красивая.

— Ничего подобного.

Она ослабила мембрану и протолкнула под нее плату. Рикеттс не сумел ее удержать, уронил на матрас. Пленка уже восстановилась, не оставив даже шва. Пока Кларк переводила на максимум поверхностное натяжение, cмущенный своей неуклюжестью Рикеттс старательно разгля­дывал устройство. Потом он медленно, осторожно надел шлем. Справился и завалился на спину, тяжело отдуваясь. Коэновская плата засветилась.

— Черт, — вдруг прошипел Рикеттс. — Вот же дрянь поганая! — И, помолчав: — А, вот в чем твоя проблема.

— В чем?

— В пространстве для маневра. Она вроде как атакует рандомные адреса, но ты поместила ее в очень тесную клетку, вот она и зациклилась на собственном коде. Если добавить памяти, продержится дольше. — Помолчав, он спросил: — А вообще, зачем ты ее держишь?

— Я просто хотела кое-что у нее спросить, — още­тинилась Кларк.

— Шутишь, что ли?

Кларк покачала головой, хотя парень ее не видел:

— Я...

— До тебя что, не доходит, что она ничего не со­ображает?

Она не сразу поняла его.

— То есть?

— Она и близко не дотягивает по размеру, — пояснил Рикеттс. — На тесте Тьюринга и двух минут не продер­жится.

— Но она отвечала. Пока не зависла.

— Нет, не отвечала.

— Рикеттс, я ее слышала!

Он фыркнул и судорожно закашлялся.

— Ясное дело, у нее есть диалоговое древо. Вроде рефлексов на ключевые слова, но не...

Кларк залилась краской.

«Господи, какая же я дура!»

— То есть, наверно, бывают умные шреддеры, — до­бавил мальчишка, — но только не эта.

Лени провела ладонью по волосам.

— Может, есть другие способы ее... допросить? Сме­нить интерфейс? Или, не знаю, декомпилировать код?

— Она эволюционировала. Ты когда-нибудь просчи­тывала эволюционный код?

— Нет.

— Это такая каша! Большая часть уже просто не дей­ствует, просто мусорные гены, оставшиеся от... — Он за­молчал, а потом очень тихо спросил: — А почему ты ее просто не сотрешь? Они не разумные. В них нет ничего особенного. Просто куски дерьма, которые мечут в нас какие-то уроды, добивают все, что у нас осталось. Они даже друг друга атакуют при случае. Если бы не файерволлы, экзорцисты и прочая хрень, они бы уже все доломали.

Кларк не ответила.

Рикеттс, чуть ли не со вздохом, спросил:

— Ты странная, знаешь?

Она ответила слабой улыбкой.

— Буду рассказывать — никто мне не поверит. Жаль, что ты не сможешь пойти со мной. Просто чтобы наши не подумали, будто я все выдумал.

— Ваши?

— Дома. Когда я вернусь.

— Ну, — сказала она, — там видно будет.

Жалкая, щербатая улыбка расцвела под наушниками.

— Рикеттс, — позвала она, выждав.

Нет ответа. Он лежал, бессильный и терпеливый, и еще дышал. Телеметрия продолжала выписывать све­тящиеся кривые: сердце, легкие, неокортекс. Все пока­затели за пределами нормы: Сеппуку загнал метаболизм парня в стратосферу.

«Он спит. Он умирает. Оставь его».

Она залезла в кабину и упала в штурманское кресло. Все вокруг озаряло смутное зеленоватое свечение, рас­творяющееся в серости. Она не стала выключать свет в кабине: «Вакита» была подводной пещерой в умирающем свете, ее дальние уголки уже тонули в тени. Сейчас Кларк почти радовалась слепоте своих нагих глаз.

В последнее время тьма всегда казалась лучшим вы­бором.

БАЗОВАЯ ПРОВОДКА

Для начала он ее ослепил, пустил в глаза жгучие кап­ли, от которых мир превратился в мутную серую абстрак­цию. Выкатил ее из камеры в коридор. К лифту, тот она опознала по звуку и перемене направления. Вот на чем она сосредоточилась: на инерции, на звуках и размы­том ощущении света, видимого как сквозь кусок толстой кальки. Старалась не замечать запах собственного дерьма, лужей собирающегося под ней на каталке. И не замечать боли, уже не такой острой и пронизывающей, зато раз­раставшейся в груди огромной жгучей ссадиной.

Конечно, это было невозможно. Но она старалась. Когда каталка остановилась, зрение начало прояснять­ся. К тому времени, как индукционное поле вернулось и снова превратило ее в тряпичную куклу, которую и привязывать-то ни к чему, она уже различала в тумане размытые формы. Мало-помалу очертания становились резче, а тем временем палач вставлял ее в подобие жест­кого экзоскелета в положении на четвереньках — только вот ни одна конечность не касалась земли. Конструкция держалась на шарнирах: от легкого толчка в бок рас­плывчатые очертания лениво завращались перед глазами, словно ее привязали к карусели.