Возненавидел он меня люто. И даже когда поступило распоряжение для передачи Польскому правительству списков офицеров, участвовавших в освобождении Варшавы и других польских городов, для награждения польскими орденами, моя фамилия была вычеркнута лично Литвиным. Так он отомстил мне, лишив таким образом меня польского ордена «Виртути Милитари», коим были награждены многие офицеры.

Другой памятный случай произошел сразу же после того, как полковник Борисов сдал свою должность. Нагрянувший в нашу комендатуру с проверкой полковник Литвин нашел какие-то недостатки в работе секретной части, которая подчинялась мне. Посчитал, что в этом повинен лично я, и объявил мне 3 суток ареста с содержанием на гауптвахте и приказал немедленно отправиться на гарнизонную «губу». В ответ я заявил, что, поскольку гауптвахта состоит под охраной того батальона, который продолжает находиться под моим контролем, то солдатам придется охранять своего начальника. А это противоречит уставу и такое нарушение недопустимо. Полковник Литвин, кажется, позеленел от злости и несколько минут решал, как со мной поступить. Потом сказал, что завтра получу письменный приказ, и ушел.

Назавтра дежурный по комендатуре передал мне пакет, в котором был приказ и предписание убыть для отбытия наказания в город Дебельн, что недалеко от Лейпцига. Человек я, в общем-то, исполнительный и в тот же день, созвонившись с комендатурой, выехал туда.

Военным комендантом Дебельна был полковник Иванченко, который приказал своему заместителю майору Куташонкову надлежащим образом организовать исполнение приказа военного коменданта Лейпцигского округа. А с Куташонковым мы уже были знакомы по нескольким занятиям на сборах, проводимых в масштабе округа, на которых мне поручалось выступать в роли преподавателя теории стрельбы, в чем я обладал определенными знаниями, полученными не только в училище, но и в порядке самообразования. С этим симпатичным майором, оказавшимся еще и моим сверстником, у нас сложились хорошие отношения, и понятно, что условия, в которых я содержался эти трое суток, были почти санаторными, включая и питание. А Куташонков обеспечил меня и чтивом, к которому я не потерял интереса. По его просьбе я согласился, как только выберу время, приехать и провести с офицерами занятие по теории стрельбы, аналогичное тому, что проводил на окружных сборах.

Видимо, с комендантом города полковником Борисовым у полковника Литвина были сложные отношения, и как бы не с его подачи отозвали Владимира Алексеевича и упекли в ссылку, так как Литвин сразу же начал расчищать «гнездо врага народа». Вот под его горячую руку попал и я, назначенный тоже «в ссылку» с фактическим понижением, на должность, которая именовалась, как и в Лейпциге, но в совсем маленьком городе, которым оказался (не удивляйтесь!) тот же Дебельн! Наверное, полковник Литвин продумал это мое назначение и решил, что он унизит меня еще тем, что буду служить теперь в коллективе, который был свидетелем моего «публичного» наказания. Но он, конечно, ошибся.

Но это все случилось уже в середине 1947 года. А до того я продолжал работать у полковника Борисова. И среди прочего выполнял поручения по организации встреч именитых гостей города.

Первым, кого я встречал, был маршал бронетанковых войск Ротмистров Павел Алексеевич. И сразу же произошел казус.

Выехал я в указанное мне место на Берлинскую автостраду («автобан», по местной терминологии), где и должна была в условленное время произойти встреча. Подождав с полчаса после установленного времени, я решил проехать дальше, чтобы узнать, не случилось ли что с машиной маршала или, может быть, я неверно определил точку встречи. Проехав километров пять-шесть, машины маршала нигде не обнаружил. Заметил только, что в стороне от шоссе в нескольких местах стоят машины, и то ли их ремонтируют водители, то ли хозяева этих машин расположились на пикник.

Прошло уже более часа, и я решил вернуться в комендатуру. При въезде в город, от дежурного по одной из районных комендатур по телефону доложил полковнику Борисову о неудаче. Тот, несмотря на свою выдержанность, обругал меня ротозеем и приказал срочно прибыть для объяснений, так как маршал уже добрался сам.

Надо догадаться, с какими чувствами я мчался туда. Когда я зашел в кабинет коменданта, то увидел там Ротмистрова с характерными, почти буденновскими усами и круглыми, совсем не модными тогда очками. Не успел я обратиться к маршалу, чтобы он разрешил мне доложить полковнику о прибытии, как комендант сразу обрушился на меня с вежливыми, но необычайно едкими словами укора. Тогда маршал Ротмистров остановил его, сказав: «Не ругай этого симпатичного майора. Он честно старался меня найти, но с моей машиной что-то случилось, и я приказал шоферу съехать с дороги, чтобы устранить неисправность. А сам, утомленный дорогой, снял свой китель и отдыхал рядом с машиной. Я видел, как этот майор проезжал мимо, но не подумал, что это мой провожатый. Вот так мы и разминулись и, пожалуйста, не наказывай его, он не виноват».

Так неудачно, но без последствий закончилось недоразумение с моей первой встречей именитого гостя.

Вторая, уже более успешная встреча на той же дороге была с МаршаломСоветского Союза Буденным Семеном Михайловичем. Он приезжал на открытие первой послевоенной международной Лейпцигской ярмарки. Встреча произошла в точно назначенном месте и близко к условленному времени, так что ждать мне маршала на этом месте пришлось не более 10–15 минут. За машиной маршала следовало еще четыре или пять легковых автомобилей. Семен Михайлович подозвал меня к своей машине, указал мне на свободное место рядом с водителем, тоже майором, как и я, и приказал ему следовать туда, куда я буду указывать. Город я уже знал неплохо, поэтому ориентировался в нем достаточно свободно.

По дороге маршал расспросил и о семье, и о моей войне. Я не скрыл от него и службу в ШБ, которую тогда не было принято афишировать, на что он вроде бы не обратил внимания, во всяком случае, по этому поводу не задал ни одного уточняющего вопроса.

Я должен был доставить всю эту кавалькаду машин прямо на ярмарку. Все было удачно, даже на выставке ко времени прибытия маршала был выставлен от батальона охраны почетный караул, который возглавлял хорошо знакомый мне командир роты, красавец цыганских кровей, старший лейтенант Бадер, щеголеватый офицер, мастерски владевший строевыми приемами. Семен Михайлович принял его рапорт, потом поздоровался с комендантом Борисовым и его окружением, а затем обернулся. Увидев меня, поманил к себе пальцем и как-то по-отечески поблагодарил меня, пожал мне руку и пожелал успехов в дальнейшей службе на долгие годы. Забегая вперед, расскажу сразу и о других встречах с прославленным маршалом.

Одна из них произошла в конце 50-х годов прошлого века в Костроме, где я проходил службу заместителем командира гвардейской воздушно-десантной дивизии. Поскольку по должности я состоял в числе шефов местной организации ДОСААФ, то во всякого рода мероприятиях городского и областного масштаба приходилось принимать участие. В тот год намечалась областная отчетно-выборная конференция, на которую был приглашен и маршал Буденный, курировавший тогда Всесоюзную организацию ДОСААФ.