Мы сели в ровер, и я вдавил газ, но почти тут же сбавил скорость до предела над тонкой темной мантией лунной пыли, покрывающей волнистую равнину вокруг лунного модуля. Путь был усеян кратерами всех размеров, от крохотных до больших, и крупные камни часто вынуждали меня объезжать их. Все опасности были частично засыпаны, и обычное, казалось бы, путешествие превратилось в довольно рискованное предприятие.

Помимо всего прочего, моя изолента не удержалась, сломанная часть брызговика отвалилась, и нас стало осыпать пылью, которая зависала передо мной плотной стеной, как в пылевую бурю. Это было всё равно что пытаться разглядеть что-то через водопад из грязи, и поскольку мы держали курс прямо на Солнце, я с трудом мог видеть, куда мы движемся. На колесах из проволочной сетки появилось несколько внушительных вмятин, потому что я ударялся боком о камни. Позднее эту долину признали самым пыльным местом из всех, куда садились «Аполлоны», и это представляло особую проблему. Мы с Джеком были перепачканы до невообразимости, а наши тонкие приборы покрылись слоями пыли, которая угрожала вывести их из строя. Когда мы доехали до Стено, где надеялись найти несколько ценных образцов, мы обнаружили, что время и грунт и здесь сговорились против нас, так что подняться по валу до края кратера не удалось. Снова осыпаемые пылью, мы медленно проделали обратный путь до Камелота, чтобы сражаться с непослушным ALSEP’ом.

Я решил отремонтировать этот чертов брызговик, хотя ни одной ремонтной мастерской не было в радиусе 400 000 км.

Мы провели на поверхности 7 часов и 12 минут, прежде чем вернуться в «Челленджер» и закончить первый день. Мы были грязны как черти и измучены. Мы работали очень напряженно и не спали почти 24 часа подряд. Самым нужным инструментом во всем наборе оказалась большая старомодная щетка, которую мы повесили перед трапом. Ею мы тщательно смахнули друг с друга пыль, прежде чем влезть в кабину.

«Челленджер» изменился. Он больше не был просто транспортом на пути из космоса на Луну – теперь он стал нашим домом, нашим маленьким замком в Камелоте, единственным убежищем для нас в этом новом мире. Да благословит Господь парней и девушек с фирмы Grumman!

Мы наддули кабину, и впечатление было такое, как если бы в канистру подали воздух под давлением. Бдыщ! Маленькая тонкая крышка люка выгнулась наружу, напоминая нам, насколько хрупок наш «жук».

Снять перчатки оказалось болезненной процедурой – я не удивился, увидев, что костяшки пальцев и наружные стороны ладоней пылают краснотой ссадин. Пальцы выглядели едва ли не сломанными – мне пришлось сгибать их, чтобы убедиться, что они всё еще работают. Перчатки были толстые, из многих слоев, и когда наддувались вместе со скафандром, они становились такими же жесткими, как гипс на сломанной руке. Каждый раз, когда нужно было что-нибудь взять в руку, мы сражались с этой жесткостью, стирая костяшки и кожу об неподатливый внутренний слой.

После этого мы помогли друг другу выбраться из громоздких скафандров, которые заняли невероятно большую часть нашей маленькой жилой зоны. Они были мокрыми от пота, и чтобы высушить их, мы подстыковали шлемы и перчатки к пустым оболочкам и завели кислородные шланги, чтобы по ним циркулировал воздух[178]. Это было всё равно что надуть два больших воздушных шара, и казалось, в нашу лунную палаточку залезли еще двое. Ранцы висели на стенах, но скафандры поставить было негде, и мы положили их поперек кожуха взлетного двигателя, который торчал посередине кабины словно мусорное ведро, и постарались сжать как можно сильнее.

Раздевшись до костюмов водяного охлаждения, мы быстро перекусили, переговорили с парнями на Земле по закрытому радиоканалу, и поиграли с камнями, которые были сложены в ящики в кабине. Несколько образцов из двадцати взятых были слишком велики для имеющихся мешков, и я крутил и крутил один из них голыми руками, внимательно изучая. Поразительное дело. Остывшая лава, которая вылилась на поверхность по меньшей мере три миллиарда лет назад, обработанная космическим излучением в вакууме за эти несчитанные столетия, стала камнем с другой планеты. И всё же она выглядела обыкновенной, как многие другие образцы, которые я видел на полевых занятиях в Гренландии. Кристаллическая структура с небольшими порами, через которые, вероятно, когда-то в древности выходили газы, покрытая темной пылью с запахом пороха, поднимавшейся в воздух при малейшем касании или сотрясении. Всё такое обычное – и одновременно экстраординарное. Вскоре черная пыль забилась мне под ногти, словно я копался на грядке, потому что я просто не мог отпустить этот камень и положить его на место.

Джек был разочарован. Он считал, что мы сделали очень мало в смысле серьезной геологии за первый выход на Луну, потому что провели слишком много времени за установкой приборов. Если нам по какой-нибудь причине пришлось бы улететь прямо сейчас, мы бы смогли предъявить лишь пригорошню грубых базальтов в оплату за долгие годы тренировок, всего лишь образцы, схваченные из верхнего слоя в районе Тавр-Литтров, и ничего такого, что позволило бы раскрыть настоящие секреты этой долины. Я был с ним согласен. Мы действовали как пара роботов, как продолжение рук и амбиций других людей, послушно подчиняясь натяжению поводка и не занимаясь собственно исследованиями, ради которых мы сюда прибыли. И словно для того, чтобы поиздеваться над Джеком, пыль с лунных камней заставила его чихать. Я описал ЦУПу положение дел с брызговиком, чтобы они смогли придумать «лекарство». Нам нужно было его отремонтировать.

В Техасе холодная погода – всего лишь +7° днем – и моросящий дождь отогнали репортеров от нашего дома. Сквозь сырость светились рождественские украшения. Когда я вышел на поверхность вскоре после шести вечера по хьюстонскому времени, раздались радостные крики и аплодисменты, а когда в трансляции показали, как я еду вокруг лунного модуля, жена и дочь действительно смогли увидеть с расстояния в 400 000 км, как я веду машину по узкому серпу новой Луны в небе. За меня подняли бокалы шампанского Cold Duck.

«Наконец-то мы доставили его туда, – сказала Барбара репортерам, собравшимся перед деревянным Санта-Клаусом. – Слышать, как они садятся сегодня, было просто фантастично. Это самый счастливый день в моей жизни». Они спросили, легче ли ждать в третий раз. «Опасения есть, – ответила Барбара, – и нервозность, и волнение. С этим ничего нельзя сделать». Она сказала, что в критические моменты комок всегда подступает к горлу, и с каждым годом он становится всё больше. Трейси терла медальон «Аполлона-17», как будто он обладал волшебной силой.

Барбара вновь была сильной женой, поддерживающей своего мужа и знающей свою роль в эпопее «Аполлонов» – встречаться лицом к лицу с репортерами при каждом выходе из дома и играть роль хозяйки для целой банды друзей внутри. Все они думали, что помогают ей в это трудное время, но на самом деле они лишь добавляли напряжения. В течение нескольких недель она все время была на виду, и перед публикой, и в своем доме, и, пока я оставался на Луне и искал обратную дорогу к Земле, моей жене приходилось нести груз заботы обо всех остальных и выглядеть иллюстрацией полной уверенности, чтобы убедить весь мир в том, что дела идут хорошо.