Я использовал небольшой переключатель на пульте для точного задания вертикальной скорости снижения, изменяя ее с шагом всего один фут в секунду и отслеживая изменяющуюся скорость по индикатору, известному как «H с точкой». Появился небольшой треугольник из кратеров, которые я знал под именами Фрости, Рудольф и Панк, затем выплыл Барджин, а Поппи я наблюдал с самого начала. Знакомые имена и связанные с ними воспоминания давали комфорт и влекли к себе.

Четкий голос Джека по радио звучал в моем шлеме – он считывал данные с компьютера и радара. «На 2500 футах[175], 52 градуса. H с точкой – хорошо. На 2000, H с точкой – хорошо. Топливо в норме. 1500 футов, 54 градуса, Джин. Подходим к одной тысяче, подходим к тысяче футов, 57 градусов. О’кей, прошли одну тысячу, я беру по радару, высота по PNGS соответствует. Мы на 800 футах. H с точкой немного велика».

Я полностью доверился зрению. Я точно знал, где я, и лунный модуль стал частью меня, отвечая на мои желания и на касание ручек управления по мере приближения к поверхности. «Эй, мне больше не нужны числа. Я вижу». Оказалось довольно трудно удерживать внимание на том, что приближалось внизу, и я был слишком занят, чтобы прислушиваться к новым данным, потому что числа не могли поведать мне всю историю. То, что я видел вокруг, диктовало решения: замедлиться, уйти влево или вправо или поддерживать постоянную скорость. Я вижу. Я вижу. Найти место для посадки было не так просто, как я думал. Камень размером с дом – откуда он здесь взялся? – торчал прямо передо мной. Я проскользнул над ним, но лишь для того, чтобы встретить глубокую дыру, которая таилась там с начала времен. Столкновение с тем или с другим было бы последним в этот день.

«У тебя 31 фут в секунду, проходишь 500… 25 футов в секунду на 400… – докладывал Джек. – Слишком быстро, Джин». Джек был непреклонным пилотом лунного модуля, он держался в фокусе и следил за приборами так внимательно, что саму посадку так и не увидел. Ракетный двигатель продолжал гудеть и ворчать, шла постоянная вибрация, как будто под моими ногами вращались большие колеса.

«О’кей». Я подправился и взял последнюю цель – перепрыгнуть через край Шерлока и к холмистому краю большого кратера. «Вот он, Хьюстон! Вот Камелот!» Трезубец был за левым окном, Льюис и Кларк – за правым. Я не мог лететь дальше Камелота, потому что он возвышался над низкой равниной, которую мы назвали Тортилья-Флэтс, где массивные каменные глыбы торчали вверх подобно острым копьям. Теперь или никогда! Я щелкнул пальцем по переключателю, и «Челленджер» ответил – он начал двигаться к зоне посадки, как будто притягиваемый магнитом.

Это награда, заветная мечта любого летчика, потому что я пилотировал не обычный самолет, а космический корабль, нечто намного более сложное, и этот полет для него был единственным. До сих пор лишь пять человеческих существ смогли сделать такое. Не было учебных стартов и посадок на лунном модуле, а тренажеры и вертолеты могли воспроизвести лишь часть его характеристик. Исчезли все привычные системы отсчета, и этот странный солнечный свет за тонким окном был богаче земного, тени длиннее и глубже, а отсутствие цвета – совершенно жуткое. Спуск на поверхность чужой планеты забросил меня в сумеречную зону, и я буквально находился в другом измерении, ведя своего «жука» над неземной равниной, не имея права на ошибку любого рода и чувствуя тяжесть мира, наблюдающего за мной.

«300 футов, 15 футов в секунду, – сообщил Джек. – Немножко быстро. H с точкой великовата».

Темная мантия долины подо мной контрастировала с обоими массивами, ярко сияющими. Земля, борясь за мое внимание, главенствовала в окне, как будто нарисованная. Мы шли по «кривой мертвеца» на высоте около 200 футов над Луной. Если ниже этой отметки по любой причине выключится посадочный двигатель, физика и время возьмут свое, и мы упадем на поверхность и разобьемся до того, как я или компьютер успели бы выправить ситуацию. Здесь кнопка аварийной отмены будет бесполезной.

«О’кей, девять футов в секунду, идем вниз через 200. Вниз на пяти. Вниз на пяти. Вниз на десяти, выключаем H с точкой. Топливо в норме. 110 футов. Ждем пыли. Немного вперед, Джин».

Я искал пустое место на стоянке, заполненной камнями размером с автомобиль, и боялся, что мощный двигатель лунного модуля поднимет облако темной пыли, которая закроет мне обзор. Но ее было очень мало, и я сумел найти место для посадки. Так близко к дну долины; эти окружающие ее массивы чертовски высоки! Изогнутый Северный массив справа от нас возвышался в восемь с половиной раз выше, чем Эйфелева башня, а слева безотрадная плита Южного массива соответствовала высоте семи небоскребов Empire State Building, поставленных друг на друга.

Железный Джек продолжал зачитывать данные. «Продвинь ее немного вперед. 90 футов. Скорость немного вперед. 80 футов, вниз на трех. Поднимаем немного пыли. Мы на 60 футах, вниз примерно два. Очень мало пыли. Очень мало пыли, 40 футов, вниз три.

Почти на месте. Я выровнял посадочный аппарат для последнего прыжка, и тут поднялась угольно-серая пыль и стала виться у окон, перекрывая поле зрения. «Ждем касания».

«Ждем. 25 футов, вниз два, – сказал Джек с напряжением в голосе. – Топливо в норме. 20 футов. Идем вниз на двух. Десять футов…»

С тарелок посадочных опор свисали проволочные датчики длиной по девять футов. Когда один из них коснулся поверхности, у меня на пульте загорелся синий огонек, и я выключил двигатель. Мы упали с высоты нескольких оставшихся футов с глухим звуком, от которого перевернулся желудок. Лунный модуль встряхнуло, и он замер, встав с небольшим наклоном в пологой депрессии. Мы были всего в 60 метрах от точного места, выбранного в качестве цели несколькими месяцами раньше на Земле.

Было 11 декабря 1972 года, 13:54 хьюстонского времени. Прошло 110 часов 22 минуты и 11 секунд с момента, когда мы стартовали из Флориды[176]. Я подождал немного и медленно выдохнул, закончив одну из самых мягких посадок в моей карьере.

Больше двух с половиной часов неустанных динамических операций и железного напряжения с момента расстыковки с «Америкой» выжали все мои чувства, и вот теперь всё мгновенно остановилось. Воцарилась тишина. Джек молчал, потрясенный, как и я, двигатель перестал грохотать, исчезли вибрации и звуки. Не пела птица, не лаяла собака, не было шороха ветра или какого-нибудь еще звука, знакомого по прежней жизни. Меня полностью охватила такая глубокая и полная тишина, что я и сейчас с трудом могу ее осмыслить. В шлеме было слышно только мое тяжелое дыхание, и даже это небольшое возмущение казалось ужасно назойливым, так что на короткий момент я перестал и дышать. Теперь не было совсем ничего.

Я прервал молчание. «О’кей, Хьюстон, «Челленджер» приземлился! – радостно доложил я и убрал сжатые ладони с ручки управления двигателем. – Да, сэр, мы здесь. Передайте на «Америку», что «Челленджер» у Тавра-Литтрова».