Он стал присматриваться к весёлому розовощёкому малышу, продолжавшему играть со своим светящимся пальцем. Матери приходилось следить за тем, чтобы он не выскользнул у неё из руки. Затем мужчина перевёл свой взгляд на бледного младенца в другой руке Эвелин, который с усмешкой смотрел на него. На мгновение кожа мальчика покрылась змеиными чешуйками, после чего тут же сделалась вновь гладкой и матово-белой. Увидев, как широко раскрылись при этом глаза мужчины, младенец хихикнул. Его мать ничего не заметила.

– Но мне кажется, что… – протянул мужчина.

Розовощёкий мальчик вдруг заплакал – впервые за всё время.

– Тсс, хороший мой, – прошептала ему Эвелин. – Райен, милый, сладенький…

Она не смотрела на мужчину в маске, но торжествующе улыбалась – знала, какой эффект произведёт только что названное имя. Знала, какими глазами смотрит на неё сейчас отец мальчиков.

– А этого как ты назвала? – спросил мужчина, указывая пальцем на бледного малыша.

Эвелин притянула бледного сына ближе к себе, нежно поцеловала его бывшее всего лишь несколько секунд назад змеиным личико.

– Яфет. Но это его второе имя. В честь рыцаря, который спас его.

– А его первое имя? – ледяным тоном спросил мужчина.

Только теперь Эвелин подняла голову, чтобы взглянуть на него.

– Рафал. В честь отца, – выдохнула она. – А в целом – Рафал Яфет.

Мужчина стянул с себя маску, и показалось его юное лицо с белой как снег кожей, густой копной серебристых волос и широкой дьявольской улыбкой.

Тедрос закричал, его крик смешался с отчаянным криком Агаты…

Но они уже падали, падали во тьму, в холодные недра змеи, и перед ними открывалось безбрежное странное небо.

Прошлое – это настоящее, и настоящее – это прошлое.

Змей.

Сын Школьного директора.

Сын Рафала.

Чистокровное Зло.

Следующее за ними сквозь время. Сквозь смерть.

До самого конца, до последней точки.

И нет больше времени на раздумья…

У Агаты стали ватными ноги, глаза устремились к мерцающему зелёному облаку, на которое приземлился Тедрос, оказавшись у неё над головой. Вокруг них раскинулось бескрайнее чёрное небо, слегка блестящее, словно поверхность его была влажной. На этом небе висели звёзды, но не кривые пятиугольные, нарисованные детской рукой, а похожие на стальные снежинки с острыми, как клинок, лучами. В центре каждой звезды светился мраморный зелёный шар, похожий на недремлющее око. В слабом свете звёзд Агата заметила линии, вырезанные на небе словно гигантским ножом на стволе дерева, но было слишком темно, чтобы она могла их рассмотреть.

– Помоги мне, – попросила Агата, протягивая руки к своему принцу.

– Селестиум, – сказал Тедрос, втаскивая Агату на своё облако. – Только сильно изменился. Наверное, отражает настроение Мерлина…

Агата тем временем уже поднялась на цыпочки и зажгла свой палец, чтобы прочитать, наконец, то, что было нацарапано на небе.

Прочитала и почувствовала, как у неё мурашки побежали по коже.

– Нет, не Мерлина. Смотри.

Она повела по небу своим лучом.

– Яфет и Арик, – попятился назад Тедрос. – Агата… это не Селестиум. Это место Змея для размышлений.

– Кровь Рафала… – негромко ахнула Агата. – Кровь волшебника…

– А это означает, что Змею известно, что мы здесь, – сказал её принц. – И он привёл нас сюда.

Они в панике принялись прощупывать небо лучами своих пальцев, но повсюду были только мерцающие зелёные облака, острые как бритва звёзды и бесконечные надписи «Я + А».

У них за спиной раздался шорох, и они резко обернулись на него.

Но это были появившиеся на облаке Гиневра и маленький Мерлин.

– Большая мама! – радостно пропищал Мерлин, указывая на Гиневру.

– Я говорила тебе, Тедрос, что это зеркало – опасная игрушка, – сказала Гиневра своему сыну. – Яфет узнал, что вы вошли в его тайны. Как только вы это сделали, Мерлин почувствовал, как дух Яфета улетел в своё место для размышлений. К счастью, волшебники обладают способностью проникать в места для размышлений других волшебников.

– Ти-ти, тебе нужна Большая мама… для большой работы… – сказал Мерлин и залихватски подмигнул Тедросу.

Агата заметила, как переглянулись Тедрос и Гиневра, словно оба они понимали, что за работу имеет в виду Мерлин. Что бы ни задумали Тедрос и его рыцари, старая королева определённо имела к этому самое непосредственное отношение.

«Силы, – вспомнила Агата. Тедрос сказал, что они просили джинна дать им с Гиневрой сил. За этим они, собственно, и ходили в Пещеру желаний. – Но что это за силы?»

– Если это место Яфета для размышлений, то где же в таком случае он сам? – проворчал Тедрос. – Наверняка наблюдает за нами из какого-нибудь укрытия, это вполне в его духе. – И он закричал, запрокинув голову к небу: – Ну, ты, слизняк паршивый! Райен действительно думал, что он сын моего отца. Но ты-то, ты-то? Ты всегда знал правду. Знал, что ты сын Рафала и той ведьмы…

– Что? – произнёс рядом с ними новый голос.

Тедрос и Агата обернулись.

Софи с побледневшим лицом стояла одна на соседнем облаке.

– Я не мог вспомнить, кто будет нужен Ти-ти – Большая мама или Не-мама, поэтому привёл их обеих, – писклявым голосом пояснил Тедросу Мерлин.

Агата в это время уже успела перепрыгнуть на облако к Софи.

– Н-не понимаю, – пробормотала Софи, дрожа в руках своей подруги. – Сын Рафала? Яфет – сын Рафала? Рафала и Эвелин Садер? – Её глаза наполнились страхом, даже ужасом. – Р. Я. – разве не так его называла декан Брунгильда? Р – Рафал, Я – Яфет… Райен и Рафал – имена близнецов, бывших Школьными директорами, передались от отца сыновьям… Следовательно, у Змея кровь волшебника… А глаза… Отцовские у него глаза, холодные как лёд. Ах, Агги! Все ответы были у нас перед глазами с самого начала!

– Вот почему ты можешь исцелять их. Вот почему они должны жениться на тебе, – сказала Агата. – Потому что твоей крови дала силу кровь Рафала. Точно так же она даёт силу его сыновьям.