– Тетя Долли! – позвала Аиша. Она сидела с близнецами, но забрела послушать взрослые разговоры. На девочке было ослепительно-белое сари. – А когда умерла нани? Во сколько именно?

– Аиша, прошу тебя! – взмолилась Назия. – Это не расследование Фелуды. Не допрашивай бедную добрую тетю Долли.

– Это важно, мама, – настаивала девочка. – Так во сколько?

– Утром, – ответила Долли. – Милая Аиша, ты можешь спрашивать у тети Долли все что угодно. Я так рада снова видеть тебя! Два дня тому назад. Где-то в полдесятого, точно после завтрака. Снизу я услышала какой-то бессвязный звук, который издала мама. Я тут же побежала к ней, но ничего уже нельзя было поделать. Так же, как папа.

– Как папа… – потрясенная этой тайной, пробормотала Назия.

– Просто повалилась на диван. Все случилось так быстро. Я даже не помню последних слов, сказанных бедной мамой. Что-то вроде: «И когда Гафур научится делать тосты…» Он, знаете, вечно их пережаривает и даже не отчищает от пригоревшего. Я сперва решила, что она ищет что-то за спинкой дивана.

Аиша о чем-то раздумывала.

– По английскому времени была половина четвертого? Правильно? Мам?

Назия отмахнулась от вопроса. Что это с Аишей? Раньше она не была такой бестактной.

– Так чем ты хочешь заниматься? Где будешь жить, пока не получишь диплом?

– А, диплом! Я сто лет в университете не была. Его временно закрыли. Говорят, скоро все наладится. А может, и нет.

– Долли, это же неправильно, – сказала Назия. – Чем ты будешь заниматься? А жить где будешь?

– Думаю, все равно поживу тут, – храбро ответила Долли. – Слуг мне не надо, кроме разве что Гафура.

– Ох, Долли… – посочувствовала Назия. – Сестра.

– А куда еще – ну, разве за того человека, которого мне нашел Мафуз. Смотри, к нам пришли.

В дом начали прибывать люди. Молодая пара, возраста Назии и Шарифа. Долли сказала, что это мамин новый дантист с супругой – прежний, Райчадури, был очень славным человеком. Появилась Садия – поприветствовать их, и, недолго помедлив, Долли и Назия обогнали ее, приглашая Аишу идти за ними. Зубной врач узнал новость и пришел выразить соболезнования: он говорил, какой очаровательной и неизменно элегантной была покойница и какая это тяжелая утрата. Скоро гостям предложили чай, сладости и прочее причитающееся, и они остались на полчаса. К тому времени стали стягиваться и другие: чета Хондкар с Самиром, брат Мафуза с женой, поэт, с которым мать была знакома и стихи которого жаловала, и многие другие. Все это время Шариф напряженно ощущал присутствие старшей сестры. Когда уходил ее муж, она оставалась: смело принимала соболезнования, спокойно смотрела им в глаза. Пока мать была жива, она не приезжала. Теперь, когда обстановка в стране изменилась, они с мужем поняли, что могут вернуться и открывать рот. Выглядела Садия очень больной. Разговаривая с чиновником в отставке, знатоком и любителем народного искусства, Шариф не спускал глаз с сестры.

Час спустя он вышел на веранду в задней части дома. Здесь шум был особенно оглушительным. Он выяснил: в верхних комнатах шестеро мужчин по очереди читали суры из Корана. Благоговейные распевы, тысячекратно усиленные, разносились серебристыми громкоговорителями на всю округу. Он ждал. Через две минуты дверь на веранду открылась: затюканный Гафур услужливо открыл ее и замер; вплыла Садия в белоснежном платке.

– Брат, хорошо ли вы доехали?

Шариф кивнул.

– У тебя очаровательные сыновья. И Аиша так выросла! У нас же, знаешь, уже двое детей. Умненькие и трудолюбивые, уверена, у них все будет хорошо.

– Наверное, ты ими очень гордишься, – быстро и пренебрежительно проговорил он.

– И мне сообщили, что вы больше не живете в Дакке. Я и не знала.

– Уехали десять лет назад. Живем в Англии, как и вы.

– Мы должны… – сказала Садия.

Но брат поднял на нее взгляд, который постарался сделать как можно более пустым. Точно смотрел сквозь нее, на голую белую стену. Где-то в доме звякала посуда, слышалось, как моют ножи и вилки. Готовить было нельзя, но соседи принесли круглые блюда, и Гафур с мальчиками-слугами так ненавязчиво, как только могли, предлагали гостям их содержимое.

– Я должен идти, – произнес Шариф.

– Брат… – Садия подобралась: теперь она заговорила серьезно. – Мы здесь на четыре дня, а потом должны вернуться в Англию. И пока мы здесь, мы должны кое-что обсудить.

– Продолжай.

– Наследство. Как его разделят.

– По обычным правилам, – сказал Шариф.

Не говорить же ей, что он предложит отдать свою долю младшей, Долли, реши она остаться здесь.

– Это-то так, – согласилась она. – Но каковы будут правила в нашем случае? Будет ли раздел среди четверых – или среди пятерых? Понимаешь, почему я задалась этим вопросом?

– Я об этом не думал, – сказал Шариф.

– Что было, когда умер отец? Видишь ли, нас не было – не смогли приехать. Оставили ли Рафику долю?

– Да, – ответил Шариф. И заговорил жестко: – Понимаю, куда ты клонишь, сестра. Тебе нужно знать, объявили ли младшего брата умершим. Верно – тело так и не нашли. Если я не ошибаюсь, мать до последнего надеялась, что он выжил – может, сидит в пакистанской тюрьме. Она бы никогда не потребовала признать его умершим. Так что в семьдесят четвертом ему полагалось две части отцовского наследства по доверенности. Понимаю, что ты хочешь сказать. Раз он не был объявлен умершим, вам полагается одна седьмая часть. Но, если законным порядком будет установлено, что ваш брат – что Рафик – ушел из жизни в какой-то из дней семьдесят первого года, вы получите одну пятую. Ощутимая разница, да, Понимаю, отчего это так важно тебе, сестра. И вот

что скажу. Надо – идите и объявляйте его умершим в глазах закона, наживайтесь на его смерти. Ему было семнадцать. Семнадцать лет, когда его не стало.

– Я знаю, сколько ему было лет…

Внезапно Садия показалась ему ужасно старой и очень больной, и Шариф вдруг понял: вероятно, он видит сестру в последний раз. И ему решать: пощадить ее – или сказать то, что должно было быть сказано. Ей пришлось с этим жить. Трус Мафуз стер воспоминания из своей памяти. Теперь они могли без опаски приехать в Бангладеш и встретиться с семьей. Шариф мысленно услышал, как Мафуз терпеливо объясняет во время долгого ночного перелета на высоте десяти тысяч метров над землей, что пора бы Садие обсудить с братом щекотливый вопрос.

– Где твои дети? – спросил Шариф. – Здесь?

– Да. Мальчик и девочка. Очень хорошие детки. Сейчас они у родителей Мафуза. Представляешь, они едва говорят по-бенгальски! Знаешь, каково это, брат? Мы старались-старались, и…

– Знаю, – ответил Шариф. – Что же по другому вопросу…

– Прости меня, брат, если мои слова тебя расстроили…