Что же могло стать истинной причиной ликвидации Кирпича? Покойный вел слишком бурный образ жизни, имел немало врагов и в коммерческой деятельности, и в чисто личных делах. По одной из версий, в его устранении могли быть заинтересованы москвичи, пытавшиеся в тот период активно вторгнуться на питерскую территорию. В частности, информированные наблюдатели намекали, что влезание Кирпича в аптечный бизнес очень раздражало некоторых серьезных московских людей. Кирпичева предупреждали о возможных неприятностях, но он не прислушался. А в Москве образца 1996 года не принято было предупреждать дважды. Эта версия, правда, слегка ослабляется тем фактом, что на поминках по Кирпичу присутствовали в основном именно московские воры, которые кричали, что «поприжмут хвосты питерским». По другим предположениям, Кирпичева могли «сделать» и свои, которых он просто утомил сложным характером. Разлад в отношениях между Малышевым и Кирпичевьм, собственно говоря, ни для кого не был секретом. Еще одна версия причин убийства – конфликт с тамбовскими, которых раздражали попытки Кирпича втянуть итальянцев в нефтебизнес. Среди всех этих достаточно романтических версий присутствует и вполне бытовая и прозаическая: незадолго до смерти Кирпичев проходил чрезвычайно дорогой курс омолаживания организма, но, тем не менее, все равно оставался далеко не юн, и поэтому у него появились некоторые проблемы в семейной жизни. Один из серьезнейших городских авторитетов рассказывал, что Кирпич лично ему жаловался на неверность своей молодой жены – якобы та изменила Полтиннику с охранником, да еще и родила от этого молодца ребенка. При этом известно, что на мадам Кирпичеву была записана большая часть имущества покойного. Так что сугубо гипотетически можно предположить, что «скандал в благородном семействе» также мог стать поводом для устранения Дяди Славы с целью перераспределения нажитого непосильным трудом.

Похоронили Кирпичева пышно. Любопытно, однако, что на отпевании убиенного в Спасо-Преображенском соборе не было ни одного крупного авторитета. После смерти Кирпича его бригада начала разваливаться по другим городским коллективам, но кирпичевские продолжали заботиться о своем патроне и после смерти. Рассказывали, в частности, что они напрягли работников кладбища на то, чтобы на могиле у Кирпича всегда были свежие цветы, и те действительно вынуждены были перекладывать цветы с других могил на могилу Кирпичева. Один из кирпичевских спустя несколько месяцев рассказывал автору этих строк, что навестил однажды могилку дорогого ему человека, раскурил сигарету и воткнул ее фильтром в могильный холм. Сигарета тлела то ярче, то меньше, так, словно бы Дядя Слава курил. На глазах у братка, который рассказывал об этом, едва не заблестели слезы…

* * *

Нельзя сказать, что воровской менталитет, вообще блатная (урочная) традиция, не находила и не находит поддержки среди определенных кланов в бандитском Петербурге. Так называемое блатное направление в бандитских кругах Питера во второй половине 1990-х годов, конечно, осознавало новые реалии, поэтому в общем-то не чуралось участия и в бизнесе (что само по себе противоречит чистым воровским понятиям). Вот только при этом считало себя не столько частью бизнеса, сколько силой, призванной контролировать и регулировать этот бизнес.

Одним из самых ярких представителей этого направления в Питере в 1998 году стал некоронованный уголовный авторитет Саша Акула.

Настоящее его имя – Анисимов Александр Вячеславович. Он родился в городе Приозерске Ленинградской области, в рабочей семье. Мать Саши была маляром, вкалывала как проклятая, а отец пил – кого этим удивишь в рабочих семьях. Сестра Александра получила специальность штукатура, да и самому будущему Акуле дорога, казалось, была предопределена заранее – после восьмого класса он поступил в ПТУ. Однако рабочего паренька из него не получилось. Саша всегда стремился к лидерству, такие склонности часто прослеживаются у людей небольшого роста. У Анисимова небольшой рост наложился на жесткий характер.

Первый раз его судили за хулиганство в 1979 году в Красносельском районном суде Ленинграда. Интересна фактура того самого первого уголовного дела будущего Акулы. Тогда к нему, маленькому и щуплому, пристали на улице несколько здоровяков, стали насмехаться. А у Александра была одна особенность – если уж он начинал драться, то свирепел и терял над собой контроль. В общем, тех здоровяков он избил очень сильно, а в результате сам оказался на скамье подсудимых. В зоне Анисимов показал себя неплохо, по блатным понятиям естественно. Блатари разглядели в нем юношу перспективного, но делать окончательные выводы не торопились.

Вернувшись с зоны, Анисимов побывал на свободе недолго. Его щуплая фигура еще раз сослужила ему плохую службу. В 1980 году кто-то из загулявших работяг крикнул ему: «Эй, пацан, сбегай за водкой!..» – и Анисимов ответил ударом заточки. Снова суд и снова осуждение по хулиганской статье. Вышел, снова погулял недолго, снова сел, и снова по хулиганке. Говорят, что между сроками он воровал, но местная красносельская милиция доказать кражи не могла, вот и лепила ему хулиганку…

Погоняло Акула Анисимов получил на зоне, прозвище это, по блатным меркам, очень почетное. Акулой Сашу прозвали именно из-за того, что он всегда в самом начале конфликта показывал зубы: мол, загрызу. На зоне Анисимов не вылезал из карцеров, примкнул к «отрицалам». В 1986 году Акула сидел в Коми и там однажды чуть не перегрыз зубами горло зэку – здоровенному амбалу, который попытался скинуть Сашу с нар. Там он получил довесок к своему сроку за неповиновение и сопротивление властям. Но стоит ли говорить, что после этого его авторитет в блатной среде вырос еще больше.

Освободившись в очередной раз в 1991 году, Анисимов вернулся в Ленинград. Здесь к нему начали примыкать многие ранее судимые. Сформировавшаяся вокруг Акулы бригада из блатарей была не очень характерной для Питера, где в основном музыку заказывали спортсмены. Однако Акула пользовался авторитетом, братва отмечала его справедливость, все в один голос говорили о том, что в тюрьмах он вел себя скромно, не выпячивался, не унижал людей. Короче, «понты он не кидал». Тем не менее деньги у него были, потому как наступившие девяностые стали временем расцвета рэкета и с новоявленных коммерсантов получать было легко и беспроблемно. Многие питерские авторитеты принялись окружать себя роскошью, а вот Акула старался придерживаться понятий и всегда делился с братвой. У него были лишь три явно проявлявшиеся слабости – шикарные автомобили, красивые женщины и еще, пожалуй, оружие.

Женщины всегда были особой его страстью, на них он тратил очень большие деньги. Однажды (это было в 1993 году) Акула гулял в «Пулковской». Праздновали освобождение какого-то братка. Анисимов велел наполнить в своем номере ванну шампанским, решив подобным образом побаловать свою подружку. Утром, когда номер убирали, горничная по недоразумению выдернула пробку, потом испугалась и упала в ноги вернувшемуся Акуле. Он лишь усмехнулся и спросил, есть ли у нее дети. Получив утвердительный ответ, успокоил женщину: «Не бойся, тебя никто не тронет».

Из уголовных авторитетов Акула всегда очень уважал известных воров Дядю Васю Бузулуцкого, Горбатого и Деда Хасана. К бандитской же братве относился скептически, отзывался о них так: «Блядва это, а не братва. Продадут, не задумываясь». Он не любил разговоров о братве, а себя старался окружать особо надежными людьми. В принципе, он старался жить по воровским понятиям: так и не завел семьи, у него не было даже приличной квартиры. Вместе с тем Акула понимал, что наступали новые времена, которые, конечно, меняли все, в том числе и старые понятия. Он даже завел офис для своей фирмы, в котором появлялся достаточно часто. К Акуле за крышными услугами обращались многие не самые бедные бизнесмены. Однако сам Анисимов считал, что наиболее серьезные преступления организуют не блатари, а крупные московские чиновники, которые держат у себя лидеров так называемой братвы в качестве пристяжных. Акула неоднократно говорил, что ему западло быть на подхвате у чиновников. Хотя и прекрасно понимал, что с такой позицией очень больших денег он, конечно же, не заработает.