И все-таки залогом неуязвимости Ефимова были, прежде всего, его уникальные по степени крутости связи в правоохранительных органах. Позже, когда в конце 1996 года в отношении него начнут все-таки предпринимать активные действия, опера с удивлением узнают, что у ефимовской команды было несколько машин, разъезжавших со специальными ментовскими номерными знаками и оснащенных мигалками. Такие машины не могут останавливать даже гаишники, а ведь именно на этих автомобилях было совершено энное количество выездов на стрелки и разборки.

В связи с делом Ефимова в конце 1996 года в прокуратуру Санкт-Петербурга были направлены отдельные материалы, касавшиеся полковника милиции, заместителя начальника ГУВД Набокова Виталия Васильевича и генерала-майора милиции, начальника Высшей школы милиции Мищенко Артура Анатольевича. Кстати, любопытно, что сам Фима настолько не стеснялся своих связей с ментами, что даже отсылал в 1995 году разным нужным людям красиво оформленные приглашения на торжественный вечер, посвященный Дню милиции. А чего ему было особо стесняться, если в городе, по информации знающих экспертов, на полном серьезе рассматривался вопрос о возможном назначении Ефимова главой администрации Красногвардейского района? Его родного района, его вотчины…

Ефимова, скорее всего, и подвело чувство полной неуязвимости. Когда близко знавшие Александра Евгеньевича люди пытались как-то урезонить Фиму, намекая: «Все под Богом ходим, ты смотри, осторожно, есть ведь все-таки и РУБОП», – он лишь энергично отвечал: «Хуй! Они у меня с рук кушают!» Сложно сказать, насколько реально сильны были позиции Ефима в питерском РУБОПе, но ведь умудрился же он узнать как-то о своем готовящемся задержании. А как только узнал – ударился в бега. Ходили слухи, что он переместился в Италию, чтобы отсидеться там; по другой версии, он действительно готовился пересечь границу России, но в последний момент вернулся, получив сигнал, что бояться ему в Питере нечего. Все эти слухи не более чем бандитская мифология. На самом деле Ефимов скрылся в Чехии, и позднее возникло серьезное подозрение, что один из сотрудников РУБОПа выходил на контакт с Ефимом в Праге. Сотрудник этот был впоследствии уволен, но официального обвинения ему так никто и не предъявил.

Многие эксперты связывали предъявление Ефимову обвинения по статье 148 часть 5 (вымогательство в составе группы) с конфликтной ситуацией, возникшей в серьезной питерской организации «Ленрыбпром»: нового, только что избранного директора этой фирмы взорвали летом 1996 года. Любопытно, что уголовное дело по факту подрыва господина Сергеева было возбуждено далеко не сразу и лишь по особому распоряжению. По некоторым сведениям, оно было инициировано только по личному указанию тогдашнего секретаря Совета безопасности России Александра Лебедя, на которого у господина Сергеева имелись тогда свои выходы. А произошло вкратце следующее: к середине 1990-х годов «Ленрыбпром» попал в сферу интересов сразу двух питерских ОПГ – Владимира Колесника (Колесо) и Александра Ефимова. Директор «Ленрыбпрома», понимавший, что кормить двух маток сразу будет весьма обременительно, предпочел Колесу более респектабельного Ефимова и заключил договор со «Скорпионом» на оказание охранных услуг. Помимо оплаты за эти самые услуги, люди Ефимова в лучших традициях отечественного крышевания стали получать проценты от прибыли «Ленрыбпрома». Однако затем их аппетиты выросли, и они затребовали уже пакет акций предприятия, в чем, естественно, им было отказано. Спустя некоторое время на Сергеева совершили покушение.

Ефим еще был в бегах, а в бандитском Петербурге уже вовсю циркулировали слухи о том, что он выделил сумму, превышающую сто тысяч долларов, для развала своего уголовного дела. Эта версия не казалась никому такой уж невероятной – ведь, пожалуй, никто не сделал столько для развращения питерской милиции, сколько Фима. Неслучайно знающие люди называли его иногда «королем коррупции».

Возможно, в Чехии Ефимов мог бы отсиживаться достаточно долго (в этой стране безвизового въезда пересиживали неприятности многие видные люди из новой демократической России), но интересы бизнеса требовали, чтобы Александр Евгеньевич находился поближе к родине. Летом 1997 года Фима вынырнул на Украине, в Ялте, где жил на одной известной вилле, на которой в разное время останавливались многие преступные авторитеты. В среде тамбовцев эта вилла считалась чем-то вроде дома колхозника. Видимо, Ефимов посчитал, что в самостийной Ялте ему ничего не угрожает.

Однажды Александр Евгеньевич прогуливался по набережной и, остановившись у книжного развала, взял в руки книгу «Коррумпированный Петербург», в которой ему была посвящена отдельная глава. Он самодовольно показал лоточнику свою фотографию, а продавец не преминул воспользоваться случаем и взял у Фимы автограф. Тот с удовольствием расписался на книге… Через несколько дней Ефимова задержала украинская милиция, а спустя некоторое время Александра Евгеньевича этапировали в Петербург, где его приняла в свои объятия тюрьма «Кресты». Судя по всему, у Александра Евгеньевича не было сомнений в том, что его сдал кое-кто из своих. Эти самые «свои» действительно считали, что Ефим оборзел, заболел звездной болезнью и вообще стал брать на себя слишком много.{ Напомню, что если верить Руслану Коляку, то сдал Ефимова именно он.}

Когда Ефим уже сидел в «Крестах», следствие неоднократно сталкивалось с разными непонятными ситуациями, связанными с его делом. В частности, однажды прапорщик СОБРа должен был сопроводить несколько томов уголовного дела Ефима в тюрьму, однако доставленные тома содержали лишь чистые страницы. Прапорщик был немедленно задержан, при обыске в его доме нашли гранату (этот прапорщик воевал в Чечне), однако боец СОБРа клялся и божился, что не понимает, каким образом материалы дела оказались замененными на чистые страницы. История была тем более странная, что самому Ефиму, в общем-то, не было особо выгодно похищать те материалы дела, которые легко восстанавливались…

К августу 1998 года Ефим провел в заключении уже год. Некоторые информированные источники утверждали, что утрата Ефимом серьезных позиций в бизнесе за этот год частично компенсировалась некоторым подъемом его авторитета среди «крестовских» сидельцев. Но «Кресты» – это всего лишь «Кресты». Говорят, что в тюрьме Ефим стал жестче, злее, решительнее… В ту пору было еще довольно трудно сказать что-то определенное относительно судебных перспектив дела Ефимова. Особенно с учетом того, какие необычные традиции складывались в 1990-х годах у питерского правосудия. И время показало, что сделанные нами прогнозы относительно «необычных» судебных традиций оправдались в полной мере…

…Слушания по «делу Ефимова» начались 26 февраля 1999 года в Кировском федеральном суде Санкт-Петербурга. О масштабе личности Ефимова свидетельствовали беспрецедентные для районного суда меры безопасности: на время доставки подсудимых в зал суда и слушания дела конвойный наряд был усилен бойцами ОМОНа, а в организации конвойных постов внутри помещении принимали участие сотрудники не ниже чина подполковника. Вместе с Ефимовым, адвокатом которого выступал Владимир Захаров (кстати, бывший защитник Малышева), на скамье подсудимых оказались еще пять человек, в том числе его правая рука – Жук (Михаил Жуков).

Процесс продолжался почти четыре месяца. Во многом это было связано с необходимостью допросить большое количество свидетелей, число которых постоянно росло в связи с многочисленными ходатайствами защитников подсудимых. Так, например, только 9 июня в ходе судебного заседания были допрошены пять свидетелей защиты (в их числе председатель Совета предпринимателей Красногвардейского района, директор гимназии Русского музея, старший тренер хоккейной команды мастеров «Спартак»), суть выступлений которых в общих чертах сводилась к одному: «Александр Ефимов замечательный человек, меценат, благотворитель и прочее». Так, в частности, тренер «Спартака» заявил, что место Ефимова «не за решеткой, он нужен, чтобы творить добрые дела». После таких душещипательных выступлений начались прения сторон, и прокурор, подтвердив практически все пункты обвинения, попросил суд назначить Ефимову наказание в виде семи лет лишения свободы в колонии общего режима с конфискацией имущества, двум подсудимым 6,5 года с конфискацией и еще троим 6 лет условно.