– Да представляю себе разочарование Бутковых, – сказала Маша и хихикнула. – Они заявятся меня прикончить, а вы их опередили! Тогда они в печали пристрелят вас, потом доберутся до Колыванова, у Колыванова найдут Ксению, ее тоже положат, они ее терпеть не могут, ну, Пахомову само собой придется, просто из милосердия, зачем ей жить без внучки… Кулибаба, наверное, попытается их успокоить… «Но Пэй-Мэй был безутешен!» Так что и Кулибаба недолго протянет.

«Сохранили, называется, Таволгу», – усмехнулся Макар.

– И заживут они в Таволге как короли, – заключила Маша.

Дуло немного опустилось.

– Альбертовна?.. Прикончить? Да что ты несешь?!

Маша пожала плечами.

– Они уже заходили ко мне сегодня. Если бы вы видели их рожи, Полина Ильинична… В общем, не с добром они приходили, можете мне поверить. А знаете, что любопытно? Я испугалась, когда увидела их, и позвонила Колыванову, предупредила, чтобы сидел дома и не высовывался… И вот, представьте себе, Валентин Борисович ни капли не удивился. Совсем. Он как будто ожидал, что рано или поздно Бутковы придут его убивать. Что очень странно, логично было бы, если бы наоборот…

– Что наоборот? – хрипло спросила Беломестова.

– Ну, Валентин Борисович придет по их душу. А не они по его.

– Это с какой стати?

– Колыванов признался, что он убил Марину.

– Он так сказал?

Полина Ильинична сделала шаг вперед. Маша подумала, что она сокращает дистанцию для выстрела, но Беломестова только вгляделась в нее, наморщив лоб. «Да ведь она не очень хорошо видит, – подумала Маша. – А тут еще света нет». Потемнело так сильно, словно на Таволгу раньше времени опустились сумерки.

– Вы думаете, он сказал неправду? – ответила она вопросом на вопрос.

Беломестова горько усмехнулась. Затем засмеялась. Плохой это был смех – так смеются только отчаявшиеся люди.

– Бедолага, – пробормотала она наконец. – Самый совестливый из нас… Совестливым всегда тяжко. Что еще он сказал?

– Ничего, – коротко ответила Маша.

– Ты что, боишься, что я его… – возмущенно начала Беломестова.

– Он ничего не сказал, – оборвала ее Маша. Положение человека, находящегося под прицелом, дает некоторые преимущества: в частности, она совершенно не боялась показаться невежливой. – У него амнезия. Он не помнит ни единого события, кроме того, что убил Марину. Правда, как именно это сделал, он тоже не помнит.

Какую-то долю секунды ей казалось, что Беломестова разрыдается.

«Плачущий человек с ружьем – это плохое сочетание», – предостерег Макар.

– Полина Ильинична, можно мне воды? – попросила она.

Беломестова наклонилась, положила карабин на пол. Отвернулась от Маши, достала чашку, налила воды из чайника, поставила чашку перед ней на стол. В последний момент рука у нее дрогнула, и вода плеснула на скатерть. Некоторое время обе женщины смотрели на лужицу.

– Я вытру, – опередила Беломестову Маша.

Поднялась, взяла мочалку, отжала над раковиной, стоя спиной к старосте. Вернулась, промокнула лужу. Положила мочалку на место.

– Поперек хозяйки лезешь, – упрекнула Полина Ильинична. – Я бы вытерла.

Маша отпила воды. Карабин лежал на полу, Беломестова возвышалась над ним.

– Спасибо, Полина Ильинична. – Маша перевела дух. – Вода у вас сказочная. Давайте вы не будете в меня стрелять, это как-то очень глупо.

– Так ведь и я не особо умная, Машенька, – в тон ей отозвалась Беломестова.

– Вы? Вы очень умная, – искренне сказала Маша.

– Ну спасибо тебе на добром слове…

– Я серьезно.

«У нее поменялся голос, – заметил Макар. – И лицо отмерзло. Машка, ты молодец, ты все делаешь правильно».

Маша придвинула к себе кружку, зажала в ладонях, словно греясь об нее. Она сидела, ссутулившись, зная, что сейчас, в полутемной комнате, без косметики похожа на несчастного озябшего подростка. В уме она прикидывала, сумеет ли запустить тяжелую кружку в голову Беломестовой так, чтобы на несколько секунд обездвижить ее и успеть схватить карабин.

«Оставь эту затею, – предупредил Макар. – Ты не Серега, силовые методы – не твой конек».

«Мой конек – Горбунок?» – язвительно спросила Маша, вспомнив старую шутку.

«Ты все делаешь правильно», – повторил Илюшин.

Маша сосредоточилась и выкинула из головы идею с кружкой. Беломестова по-прежнему стояла над ружьем и при необходимости подняла бы его очень быстро – в этом у Маши не было сомнений.

– Расскажите про Марину, – попросила она. – Я не понимаю… Все вертится вокруг нее, но тогда Аметистов – он тоже как-то с ней связан? Я знаю, что она не ушла в лес, как вы всех убедили.

Снаружи послышался шорох. Маша насторожилась, ожидая, что кто-то появится на пороге, но ничего не случилось. Это просто дождь усилился, сказала она себе.

– Да какой лес, – устало вздохнула Беломестова. – Она его ненавидела. Она все здесь ненавидела.

– Расскажите, – настойчиво повторила Маша. – Пожалуйста!

Она с удивлением поняла, что, если бы ей позволили назвать последнее желание, она выбрала бы именно это. Нитка от клубка оборвалась и свисала шерстяным червячком у нее между пальцев. Маша хотела знать, куда должен был привести клубок.

– Это Колыванов ее убил?

Беломестова покачала головой.

– Тогда расскажите, что случилось.

Полина Ильинична подняла карабин, подошла к столу, опираясь о свое оружие как о костыль, села. Карабин прислонила к столешнице с такой небрежностью, словно это была метла. Маша старалась не смотреть на черный, обманчиво тонкий ствол, торчащий над скатертью.

– Двадцать пятого Марина решила отпраздновать день рождения и собрала нас у себя. Она каждый год праздновала, так что ничего удивительного в этом не было. Нет, погоди-ка, – прервала себя Беломестова. – Так не годится…

Маша напряженно следила, как она встает, идет к буфету. Беломестова вытащила из шкафа бутылку с розоватой жидкостью и, позвякивая двумя рюмками, зажатыми крест-накрест в пальцах, вернулась к столу.

Разлив настойку по рюмкам, она придвинула одну Маше.

– Из закуски у меня одни конфеты. Будешь?

– Буду. – Маша надеялась, что психологически сложнее выстрелить в человека, с которым ты разломил «Птичье молоко».

На столе появилась хрустальная вазочка с карамельками.

Беломестова молча выпила, не чокаясь. Маша последовала ее примеру, молясь про себя, чтобы это был ритуал для усиления откровенности, а не допинг для снятия страха, перед тем как застрелить человека.

«Спокойно, спокойно, – ободряюще шепнул Макар. – Не торопи ее. Сделай паузу».