– Джек.

Он застыл, его руки покрылись гусиной кожей, волосы на затылке встали дыбом. Человек, говоривший с ним из-за душевой шторки во Флинт-Сити, теперь прятался у него под кроватью. Как те чудовища, которых Джек боялся в детстве.

– Слушай меня, Джек. Я расскажу, что надо делать.

Когда голос из-под кровати умолк, Джек вдруг осознал, что боль в шее прошла. Ну, то есть… почти прошла. И полученные им инструкции были четкими и простыми, пусть и несколько радикальными. Но его это совсем не пугало, потому что он был уверен, что ему все сойдет с рук, а уж прикончить Андерсона будет одно удовольствие. Андерсон, мистер Мнения-Нет, сам напрашивался на пулю. Потому что не надо соваться, куда не просят. Да, остальных, может, и жалко. Они не сделали Джеку ничего плохого. И если бы не Андерсон, они бы и думать забыли об этом деле. Это он всех разбередил.

– Скверная история, – пробормотал Джек.

Надев ботинки, он встал на колени и заглянул под кровать. Там лежал толстый слой пыли, местами вроде бы потревоженный, но ничего больше. И это было прекрасно. Это утешало. Джек ни капельки не сомневался, что жуткий гость ему не померещился, как не сомневался в том, что явственно видел синие буквы на руке, подтолкнувшей ему ботинок: «НЕМОГУ».

Теперь, когда ожог на шее почти не болел, а в голове относительно прояснилось, Джек подумал, что надо бы что-то съесть. Может, бифштекс и яичницу. Ему предстояла работа, и требовалось набраться сил. Человек должен питаться не только пилюльками и порошком. Если как следует не подкрепиться, можно грохнуться в обморок на жаре, и тогда он точно обгорит на солнце.

Кстати о солнце. Его обжигающие лучи буквально обрушились на Джека, когда тот вышел на улицу, и больное место на шее предупреждающе запульсировало. Джек с ужасом понял, что у него кончился солнцезащитный крем, а мазь с алоэ осталась дома. Хотя, возможно, в кафе при мотеле продается что-то подобное наряду с остальной ерундой для туристов, которой обычно торгуют в подобных местах: футболки, бейсболки, диски с музыкой кантри и изделия индейцев навахо, произведенные в Камбодже. Наверняка здесь должны продаваться и какие-то необходимые вещи, потому что до ближайшего города…

Джек резко остановился перед стеклянной дверью кафе. Они сидели внутри. Андерсон и вся его банда, включая худосочную женщину с седой челкой. Плюс какая-то старая клюшка в инвалидной коляске и молодой мускулистый мужчина с короткими черными волосами и эспаньолкой. Старая клюшка рассмеялась над чем-то, а потом хрипло закашлялась. Кашель был слышен даже снаружи и напоминал рев экскаватора на низкой передаче. Человек с эспаньолкой похлопал старуху по спине, и все рассмеялись.

Смейтесь-смейтесь, подумал Джек. Посмотрим, как вы засмеетесь, когда я до вас доберусь. Хотя их смех был ему на руку. Иначе они могли бы его заметить.

Джек развернулся и пошел прочь, пытаясь осмыслить увиденное. Не развеселую компанию – хрен бы с ней, – но человека с эспаньолкой. Когда он вытянул руку, чтобы похлопать старую перечницу по спине, Джек заметил татуировку на его пальцах. Стекло было грязным, синие чернильные буквы выцвели, но Джек Хоскинс сразу понял, что там написано: «НЕМОГУ». Он совершенно не представлял, как человек, прятавшийся у него под кроватью, сумел так быстро добраться до кафе, и ему не хотелось об этом думать. Сейчас у него были другие задачи. Ему предстояла большая работа, и избавиться от рака, уже разраставшегося на коже, – это только полдела. Надо еще и избавиться от Андерсона, чем он и займется с превеликим удовольствием.

Так-то, мистер Мнения-Нет.

2

Плейнвиллский аэродром располагался на кустистом пустыре на окраине крошечного сонного городка. Весь аэродром состоял из единственной взлетно-посадочной полосы, на взгляд Ральфа, до жути короткой. Как только колеса коснулись земли, пилот применил полное торможение, и все незакрепленные предметы попадали на пол. Самолет остановился у желтой линии в конце узкой гудронной полосы, буквально в тридцати футах от канавы, заросшей сорняками и забитой пустыми пивными банками.

– Добро пожаловать в никуда, – сказал Алек, когда самолет подкатился к блочному зданию аэровокзала, настолько хлипкому с виду, что казалось, при первом же сильном ветре его просто сдует. У здания их дожидался пыльный фургон «додж». Ральф узнал модель с выдвижным пандусом для инвалидов-колясочников еще до того, как увидел номерной знак со значком «Инвалид». Рядом с фургоном стоял Клод Болтон, высокий и мускулистый, в выцветших джинсах, синей рубашке, потертых ковбойских сапогах и бейсболке с эмблемой «Техасских рейнджеров».

Ральф первым вышел из самолета и протянул Клоду руку. После секундной заминки Клод пожал ее. Ральф не смог удержаться и скользнул взглядом по бледно-синим буквам: «НЕМОГУ».

– Спасибо, что облегчаете нам задачу, – сказал он. – Вы совсем не обязаны это делать, и мы вам очень признательны. – Он представил Клоду всех остальных.

Холли пожала ему руку самой последней и спросила:

– Ваши надписи-татуировки… это про алкогольную зависимость?

Точно, подумал Ральф. А я и забыл вытащить из коробки этот кусочек пазла.

– Да, мэм, все верно. – Болтон говорил, как учитель, преподающий любимый предмет. – Большой парадокс, так это называется на собраниях анонимных алкоголиков. Я впервые об этом услышал еще в тюрьме. Ты не можешь не пить, но со спиртным надо завязывать.

– У меня были такие же чувства, когда я бросала курить, – сказала Холли.

Болтон улыбнулся, и Ральф подумал, как странно все получается: Холли, главный социофоб в их компании, сразу нашла общий язык с Болтоном и помогла ему расслабиться. Не то чтобы Болтон был сильно встревожен; скорее насторожен, и тем не менее.

– Да, мэм, сигареты – тяжелая штука. Как вы справляетесь?

– Уже почти год не курю, – ответила Холли. – Не скажу, что не тянет, но как-то держусь. Не могу и надо. Мне нравится.

Ральф так и не понял, действительно ли Холли не знала, что означают татуировки на руках Клода, или просто притворилась.

– Единственный способ разрешить парадокс «не могу – надо» – положиться на помощь свыше или же изыскать внутренние резервы. Так что пришлось изыскивать. И я всегда держу при себе медальон трезвости. Так меня научили: если захочется выпить, положи медальон в рот. Если он растворится, значит, можно и выпить.

Холли улыбнулась – той самой лучезарной улыбкой, которая так нравилась Ральфу.

Боковая дверца фургона открылась, и наружу выдвинулся ржавый пандус, по которому съехала в инвалидной коляске крупная дама преклонных лет с пышной короной седых волос. На коленях она держала небольшой зеленый кислородный баллон с гибким шлангом, шедшим к раздвоенной трубке у нее в ноздрях.

– Клод! Что ты держишь людей на жаре? Если мы едем, значит, едем. Уже почти полдень.

– Это моя мама, – сказал Клод. – Мам, это детектив Андерсон, он ведет дело, о котором я тебе рассказывал. А всех остальных я не знаю.