этот план, если мой хозяин выполнит его, обернется для него еще большими бедами. Поэтому я осенил его мыслью, что если он сделает все задуманное, то потеряет Ндали навсегда. А еще, добавил я – хотя и после мучительных сомнений, – после этого он вернется в тюрьму и лишится навсегда возможности отыскать ее. Он некоторое время со страхом размышлял об этом. Он даже достал нож из сумки и положил его на стол. Но потом чудовищная ярость снова обуяла его, и он вернул нож в сумку. «Я сделаю это, я убью Джамике и найду ее, – сказал голос в его голове. – Я убью Джамике, мне все равно!»

Эгбуну, люди часто, даже зная, что не могут предвидеть будущее, строят планы. Такое случается каждый день, пары наряжаются, собираясь посетить друзей или родных, рассказывают им, что у них через пять месяцев свадьба. В доме в конце улицы строят множество планов. Человек купил его, заложил фундамент и надеется построить на нем свое будущее. И хотя он может умереть через минуту после закладки фундамента, для него это не имеет значения. И вообще жизнь человеческая вращается вокруг приготовлений к будущему, которым люди почти никак не могут управлять! Вот почему, несмотря на все его планы, когда мой хозяин вошел в ресторан и услышал: «Брат Чинонсо-Соломон», он вздрогнул, словно свалился с лошади. Человек, которого он видел днем раньше, стоял теперь рядом, и больше в ресторане почти никого не было. Он видел прилавок, из-за которого за ними наблюдала женщина с косичками. За ее головой висела грифельная доска, на которой мелом было написано меню.

– Брат мой, брат мой, – сказал Джамике, направляясь к нему.

– Я хочу, чтобы мы сели, – быстро ответил мой хозяин на языке отцов, хотя с Джамике он почти всегда говорил на языке Белого Человека.

Джамике, чьи распахнутые руки все еще висели в воздухе, остановился.

– Хорошо, братишка, – сказал Джамике.

Мой хозяин показал на стул у дверей и направился туда. Джамике пошел следом со слабой улыбкой на лице.

А сев, мой хозяин понял, что опять что-то случилось и успокоение снизошло на него в присутствии этого ненавистного ему человека. Но он не знал, что это такое. Неожиданно его великая, сводящая с ума ярость исчезла, и он, медленно опускаясь на стул, удивлялся сам себе. Джамике протянул руку, и он пожал ее.

– Мадам! Мадам! – крикнул Джамике.

За прилавком вновь появилась женщина, выйдя из кухни.

– Пожалуйста, принесите нам две бутылки колы.

– О'кей, сэр, – сказала женщина.

Теперь мой хозяин понял, что отчасти его разоружили перемены, произошедшие с Джамике. Он сильно похудел, и его прежде мясистая физиономия превратилась в костлявую, с выступающими скулами. Глаза запали, отчего веки нависали над глазными яблоками, словно маленькие маркизы. Его худоба еще сильнее подчеркивалась рубашкой, которая была чуть ли не на несколько размеров больше требуемого. Его губы растрескались, на них запеклась кровь. У него был вид изможденного человека, больного малярией. Мой хозяин увидел следы слез в его глазах. Джамике водрузил на край стола большое издание Библии, которое принес с собой, а теперь он положил на книгу руку и сказал:

– Брат, я искал тебя. Я ждал тебя. Много лет, брат мой. Я не знал, что ты вернулся. Я даже спрашивал у Элочукву, но он ничего о тебе не знал.

Эгбуну, мой хозяин хотел заговорить, но слова внутри его будто кто-то заковал цепями, и они не могли выйти наружу.

– Все время… Боже мой… с того дня, когда я узнал, что ты попал в тюрьму. Я искал тебя, Соло. Я искал тебя повсюду. – Джамике покачал головой. – Я был в ужасном состоянии. Мне было так горько, так горько. Я перестал быть собой. Я перестал… как это сказать?.. быть живым. Да поможет мне Господь. Да поможет Он твоему сыну!

И тут Джамике начал плакать. Подошла женщина с колой, поставила бутылки на столик, посмотрела на плачущего человека. Потом открыла обе бутылки.

– Вы будете делать заказ? – спросила она.

– Колы хватит, – ответил мой хозяин. – Спасибо.

– Что, только колу? – удивилась она. – О, извини, ога.

– Так оно, – сказал он, не глядя на Джамике.

– Спасибо, мадам, – сказал Джамике.

Когда женщина ушла, мой хозяин произнес:

– Джамике, мы можем пойти ко мне домой? Я должен рассказать тебе мою историю.

Он заговорил быстро, потому что ненависть снова охватила его, и он опасался, что она исчезнет – вернется туда, откуда приходит. Он хотел, чтобы она осталась, всегда присутствовала в нем, пока он рядом с этим человеком. Он опасался, что без ненависти он никогда не будет чувствовать себя хорошо.

– Ты не хочешь есть? – спросил Джамике. – Я куплю еду.

– Нет, мы можем поесть потом.

Джамике заплатил за колу, и они вышли из ресторана, мой хозяин нес сумку, а сердце его бешено билось в груди из страха, что он может голосом выдать свои намерения. Хотя он и прислушивался к шагам у себя за спиной, но ни разу не оглянулся.

– Это недалеко. Мы можем доехать туда на мотоцикле, – громко сказал он.

– Я хочу пешком, – ответил Джамике.

Мой хозяин повернулся и посмотрел – в первый раз в этот день – в глаза Джамике.

– Давай поедем, – сказал он.

Он понял, что плохо продумал свое предложение, когда Джамике сел на мотоцикл позади него и их тела соприкоснулись. Дрожь прошла по нему, словно его ударили острым стержнем. Он выронил ключи, и они упали на землю. Джамике бросился их поднимать.

– Брат Соло, ты не болен? – спросил он.

Он не ответил. Он просто показал на улицу впереди и завел мотоцикл.

Гаганаогву, месть – это область катастрофы. Это ситуация, в которой один человек, прежде потерпевший поражение в схватке, тащит своего врага назад, на очищенное поле, после того как битва была выиграна одним и проиграна другим, в надежде возродить схватку не на жизнь, а на смерть. Он возвращается, чтобы поднять заржавевшее оружие, очистить от крови мечи, снова зажечь в себе яростный огонь ненависти к своему врагу. Для него схватка никогда не кончается. Но для его врага прошло столько времени, что враг, если и чувствовал себя прежде победителем, мог давно забыть о старом сражении. И потому он может удивиться, когда тот, кто был втоптан в грязь, чьи кости были переломаны, кто потерпел поражение, снова хватает его за горло и начинает тащить на поле битвы.

Побежденный может и сам удивиться той силе, с которой он теперь схватил врага. Но это удивление может быть лишь