В силу всех этих обстоятельств в дозор теперь ходят только Фабио, Магистр и я, каждый в одиночку, что, несомненно, сопряжено с риском, особенно в случае с близоруким Магистром. Он дежурит утром и вечером с четырех до восьми, так что на его долю приходится больше всего дневного света.

На прошлой неделе дважды гас огонь. Причиной тому был сильный дождь, но Коротышке всякий раз удавалось в кратчайший срок снова разжечь пламя. Он утверждает, что все дело в искусстве укладки дров. Хорошо горящие и правильно сложенные дрова вполне могут перенести небольшой дождь, особенно если экономно подливать масла в огонь.

Все чаще товарищи интересуются, как долго нам еще торчать в кольце, хотя при этом сами прекрасно знают ответ на этот вопрос. Я каждый раз отвечаю, что уже скоро минет месяц.

Фабио, который когда-то искрился жизнелюбием, напоминает собственную тень. Хотя он соблюдает железную дисциплину и регулярно ходит в дозор, у него почти всегда глаза на мокром месте. Скоро должна вернуться почтовая голубка Буссола, которую он любовно называет «моя несравненная красавица». Я поймал себя на том, что в своих молитвах упоминаю и голубку. Да защитит Господь птицу и обережет в полете. Страшно даже представить, что будет, если с ней что-нибудь случится. Тогда лая окажемся полностью отрезанными от внешнего мира.

Позавчера лая видели, как в нескольких сотнях шагов мимо нас прошла группа людей. Это были мужчины, женщины и дети, которые что-то истово пели. Поначалу мы испугались, потому что не сразу поняли, что их марш никак не связан с чумой: начался адвент[49]. Процессия направлялась в церковь.

И мы тоже совершили молитву. Правда, не в полном составе, поскольку Гвидо отказался принять участие, а Магистр нес вахту. Я прочел главу от Луки о рождении Господа нашего Иисуса Христа и поблагодарил Всевышнего за то, что хранит нас от страшной змеи-чумы.

Физически все мы крепки, но не более того.

Коза теперь, по всеобщему решению, зовется Бородачом.

День шестого декабря впервые за долгое время выдался мирным. Причиной тому была Буссола, белая посланница странствующего торговца. Она вернулась, опустившись на тент над костром и грациозно взмахнув крыльями. Фабио был вне себя от радости и долго целовал и нежил свою «несравненную красавицу». Потом снял с ее ножки бумажное послание и зачитал вслух приветствие своей Миабеллы. Она писала, что в Падуе все благополучно, дети здоровы, в том числе и новорожденный. Она согласна на имя Фабио Феличио и предлагает, чтобы отец Фредерико как можно быстрее окрестил его. Священник спрашивает, должно ли это случиться еще до Рождества.

Фабио оторвался от письма и поднял взгляд:

— Ты в самом деле считаешь, кирургик, что мы должны праздновать Рождество Христово в этом провонявшем дымом кольце? Я готов прямо сегодня ехать домой.

— Я бы тоже не отказался. — Стоя у костра, Витус помешивал суп. — Но не получается.

— Почему? Вечно ты со своими двумя месяцами добровольного карантина! На прошлой неделе мы ничего не слышали об эпидемии. Никто из проходящих мимо не принес никаких новостей. Если бы я выехал завтра, я бы за десять дней легко добрался до Падуи.

— Или бы умер через пять дней. — Витус намеренно выбирал резкие слова, потому что Фабио уже не первый раз подвергал сомнению их отшельничество. Он все чаще заводил разговор о своем доме, детях и о своей чудесной жене, и ему все больше становилось жаль себя.

— О, кирургик, ты тверже каррарского мрамора!

— Возможно. Но лучше два месяца карантина, чем вся жизнь псу под хвост. Не забывай, что уже прошел почти месяц.

— Uno mese, si, si[50], но и впереди еще целый месяц. Не хочу тебя обижать, кирургик, но я не могу больше видеть вечный суп из мяса и овощей. — Фабио кормил свою несравненную голубку подсолнечными семечками, издавая при этом звуки, напоминающие птичье воркование.

— Я не обижаюсь, но что я могу поделать? Наши мясные запасы отдают дымком и довольно солоны, а овощи понемногу подходят к концу.

— Да, естественно, но почему ты всегда все кидаешь вместе? Ведь существует овощной суп, необыкновенно вкусный и совсем без мяса, а бывает и мясо вовсе без овощей, при этом ветчину можно немного вымочить, чтобы она не была такая соленая! Кусочки сала можно было бы растопить и использовать как основу для вкусного соуса, можно было бы…

— Фабио, да в тебе погиб настоящий повар!

Торговец отмахнулся и вновь занялся своей крылатой любимицей.

— Знаешь что? Ты мог бы взять на себя приготовление пищи, скажем, на следующей неделе. А потом за это снова возьмусь я. Или Магистр.

— Ну, если ты настаиваешь… — Особого восторга в голосе торговца не слышалось. — Здесь еще есть сообщение для тебя. Судя по почерку, от профессора Джироламо.

— И ты все это время молчал! — Витус радостно схватил письмо и развернул бумагу. Послание начиналось так же, как предыдущее: Кирургику Витусу из Камподиоса. Сначала профессор кратко охарактеризовал учебный процесс, остановился на успехах студентов, из которых, как и прежде, лучшим был Карло, и только под конец перешел к трактату «De causis pestis», который уже практически готов к печати. Завершали послание, как обычно, пожелания крепкого здоровья от «преданного М. Джироламо».

Витус убрал письмо, чтобы показать его потом Магистру.

— Скажи, дружище Фабио, когда ты снова отправишь Буссолу в путь?

— О, amico mio, самое раннее через три дня! После каждого полета моей несравненной красавице требуется все больше времени, чтобы оправиться и набраться сил. Что же мне написать Миабелле? Когда можно будет окрестить Фабио Феличио?

— Думаю, между серединой и концом января.

— Что? Так поздно? — Нижняя губа торговца предательски задрожала.

— Раньше не получается, я ведь тебе уже десятки раз говорил. Лучше всего напиши жене, что не сможешь приехать на Рождество. Или ты ей уже пообещал?

— Н-нет. — Губа тряслась все сильнее. — Я все же надеялся, что…

— Фабио! — решительно воскликнул Витус. — Посмотри наконец правде в глаза. Ты не сможешь быть в Падуе к Рождеству нашего Спасителя. Если ты до сих пор не писал жене о нашем добровольном затворничестве и не хочешь делать этого и дальше, придумай другую причину, по которой ты вынужден оставаться вдалеке от нее. Поломку оси в повозке или еще что-нибудь. Помни: лучше два месяца карантина, чем перечеркнутая жизнь.

Фабио шумно засопел и стал жадно хватать ртом воздух. Потом вытащил огромный платок не первой свежести и промокнул глаза.