— Мы? — она вновь очаровательно нахмурила брови.

— Да, мы! Мы, мы и еще раз мы! — гаркнул я, разозлясь. Еще бы не злиться. Начинается. Одно и то же. — Ах да. Понимаю. Тебе теперь не до нас. Ты снова в единственном числе. Ну как же, опасность для жизни миновала…

Дуаре переспросила с угрозой:

— Что ты хочешь сказать? Это шантаж?

— Назовем иначе, предупреждение, — сказал я мрачно. — Если он в самом деле хороший отец, то скажет: «Благословляю вас, дети мои».

— Прежде он поступит, как велит долг джонга, а потом вспомнит, кто отец. Папа просто прикажет казнить тебя. Готовься. Работай над собой. Ты привык вечно готовиться к смерти. Каждый, кто посмеет подойти ко мне без его разрешения, должен быть казнен. Нам, похоже, придется провести вместе месяцы или даже годы, и это еще больше усложнит дело. Конечно, я им расскажу, как ты меня защищал, рискуя своей жизнью. Я думаю, что от казни мне удастся тебя спасти, но, конечно, изгнание из Вепайи тебе обеспечено.

— Лихо. Изгнание — это красиво. Но изгнание куда? Давай я попробую перевести все то, что ты сказала. Итак, я могу лишиться жизни, а могу — нет. Если лишусь — вопросов тоже нет. Если не лишусь, то я все равно тебя потеряю. То есть ты мне не достаешься в любом случае. Если так, то какой мне тогда смысл ревностно и усердно разыскивать вашу Вепайю?

— А ради того, что ты называешь любовью! Я думала, что ты ради этого способен на все.

— Возможно… — сказал я, понимая, что так оно и есть. Вот так дала! Опять сумничала!

На следующий день мы отправились в путь.

Рассчитывали пройти по берегу речки до самого устья, где она впадает в большую реку, которая так или иначе должна вывести нас к морю. Мы так думали. Ибо во всем цивилизованном мире реки впадают в море. Что нам делать потом, было пока неясно. Загадывать раньше времени все равно не имело смысла. Мы не могли знать того, что нас ожидало впереди. Но, уверяю вас, если бы знали…

Ох, если б мы знали, то тут же отправились бы обратно в дебри, из которых недавно вырвались. Там мы по крайней мере чувствовали себя в относительной безопасности…

Время шло к вечеру.

Мы всё шли по равнине. В одном месте река дала большой певучий изгиб. Сократили путь, пойдя напрямик. Идти было трудно, нам то и дело приходилось перелезать через огромные камни и преодолевать глубокие овраги, на дне которых было так темно, что мы едва видели друг друга.

Как-то раз мы выбирались из одного такого оврага, я оглянулся случайно и заметил необычное животное. Оно стояло на противоположном краю оврага и наблюдало за нами. Было ростом с немецкую овчарку, но это все, что было общего с собакой. Животное носило большой изогнутый клюв, точно у попугая, а тело его прикрывали перья. Но это была не птица, потому что крыльев у него не наблюдалось вовсе, оно передвигалось на четверке ног. Когда повернулось, я увидел, что и хвоста у него нет, а лапы издалека напоминают птичьи.

— Дуаре, ты что-нибудь видишь или у меня уже начались галлюцинации? — спросил я, указывая в направлении странного зверя.

— Вижу, — ответила она. — Обман зрения. Четвероноги не летают.

— Я говорю тебе, уши короткие, рядом три рога — два по бокам, а третий — посредине. Пятна на голове, как у наших гиен, и… Пятна, говорю, как у могильников! И…

— Не принимай все так близко к сердцу. Такого животного быть не может, — заявила она очень твердо. И сделала лицо. Ласточка моя. Такое лицо делал я, когда уставал сопротивляться абсурду. Что это было, если не ассимиляция? Мы, пожалуй, перетекали друг в друга. — На Вепайе такие не водятся. Карсон! — она охнула и оживилась: — Посмотри, там еще одна такая же тварь, и еще, и еще… Да сколько же их здесь? Никак не меньше десятка.

Все пернатые звери стояли на невысоком скалистом бугре и следили за нами. Вдруг тот, кого мы заметили первым, вскинул свою несуразную голову и издал сиплый призывный вопль, напоминающий клекот. Затем он ринулся вниз по склону оврага и галопом бросился к нам. Вслед за ним с таким же противным криком кинулись его собратья.

— Как ты считаешь, они опасны?

— В любом случае было бы неплохо, если бы поблизости оказалось дерево. Как дежурный проверенный вариант…

— Ты прав, у леса свои преимущества. И все-таки? Что нам делать?

— Убегать бесполезно, детка. Думаю, будет лучше, если мы встретим их здесь. Пока стоим наверху, у нас будет некоторая фора. Ну, если они вконец потеряют ум и соблазнятся Карсоном Нейпиром.

Я приладил стрелу, мои действия повторила Дуаре.

Так мы стояли, две человеческие сущности, созданные друг для друга, дополняющие друг друга до целого, до совершенства, и ждали, пока звери подойдут ближе, чтобы в два счета уничтожить нас.

Тем временем эти душевные существа с пятнами перьев на тощих спинах уже поднимались по склону.

Старшего обступили, по трое с каждого фланга, два раза по три — прикрывали арьергард, остальные держались поодаль. Ну не поверите, просто дорогие бизнес-родственники вокруг уважаемого дона. Наверное, они плохо понимали, почему мы не бежим. Когда что-нибудь плохо понятно, теряешь реакцию — и они вскоре перешли на ленивый шаг. То есть просто довольно нагло приближались к нам. Еще без претензий. Осторожно, но хладнокровно. Правда, пока молчали, однако перья на их загривках стояли во фронт, дыбом.

Я прицелился как следует и выпустил стрелу. Она угодила прямо в грудь вожатого зверя. Он остановился, принялся клевать эту стрелу, что торчала из его тела, как соломинка из коктейля.

Остальные остановились и обступили его, завозили по воздуху носами. Они издавали какие-то странные звуки, подобные выжидательному кудахтанью. Очень, очень переживали. Не понимали, что это…

Раненый покачнулся, на землю сел.

И тут произошло невероятное событие: все эти псы, могильники, фиговые друзья, эти липовые родственники, возбужденные запахом крови, позабыв всякое приличие, вдруг накинулись на него, словно нищие на кошелек, кинутый в толпу наотмашь, и принялись рвать беднягу в клочья. Рвать и разметывать!

Тот пытался отбиваться, даже поотбивался какое-то время, но безрезультатно. Скоро превратился в расчлененку — в несчастную безголовую тушку битой амторианской собаки с шеей набок, перья — отдельно, кости — отдельно.

Я шепнул Дуаре, чтобы она шла за мной. Мы развернулись, помчались к деревьям, до которых было