Как и все назначенные в Дирекцию контроля, я наметил свой график работы в штаб-квартире OSIA, одним глазом поглядывая на календарь и зная, что в не столь отдаленном будущем я вернусь в Воткинск для ротации, которая может длиться шесть недель или больше. Это означало либо работать над проектом в ускоренном темпе, с целью завершить его до следующей даты ротации, замедляя процесс, чтобы я мог найти подходящий момент, чтобы нажать «паузу», пока возвращаюсь в Воткинск, либо сотрудничать с кем-то, чтобы проект мог быть передан без каких-либо серьезных перерывов, вызванных моим исчезновением на несколько недель за раз.

Однако, когда я вернулся из Воткинска в марте, это уравновешивание прекратилось. Мне сообщили, что у меня новые заказы и летом я покидаю OSIA. Во время моего назначения в OSIA между OSIA и штабом Корпуса морской пехоты произошел спор по поводу продолжительности моего назначения в OSIA — мои первоначальные приказы были якобы на два года, но к этой годовщине в феврале я сдулся без намека на какие-либо изменения ветра. Чтобы внести некоторую ясность в картину, генерал Ладжуа написал в штаб Корпуса морской пехоты, добиваясь продления моей командировки на 18 месяцев, чтобы я мог помочь подготовиться к будущим инспекциям по контролю, предусмотренным Договором о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ).

Я также подал заявку на официальное обучение в качестве офицера внешней разведки, связанной с СССР. В этом начинании я получил чрезвычайно сильную поддержку от генерала Ладжуа, полковника Энглунда и полковника Коннелла — трех самых опытных специалистов по СССР и офицеров за рубежом в вооруженных силах США. «Капитан Риттер уже пережил опыт, к которому большинство FAO могут только стремиться», — писал полковник Энглунд. «В наших будущих отношениях с Советским Союзом будет острая потребность в морских пехотинцах с его талантом, напористостью и решимостью», — добавил полковник Коннелл. «Капитан Риттер уже приобрел уникальный и критический опыт в восточноевропейском/советском зарубежье, — отметил генерал Ладжуа. — Если бы ему дали возможность добавить формальное высшее образование к этому значительному опыту, он мог бы внести гораздо больший вклад в Корпус морской пехоты и нацию в этой жизненно важной области».

Казалось, что мое зачисление в программу было почти гарантировано, а это означало, что я мог ожидать отправки в Монтерей, Калифорния, для изучения русского языка и окончить аспирантуру к концу лета 1991 года. Запрос FAO на обучение был сопоставим по календарю с запросом о продлении срока действия OSIA, и все предполагали, что именно так будет развиваться мое будущее.

У штаба Корпуса морской пехоты были другие планы. Хотя они, по сути, одобрили мой пакет услуг FAO, вместо того чтобы оставить меня в OSIA, было решено, что я посещу Школу ведения боевых действий на амфибиях (AWS), профессиональную подготовку для всех капитанов морской пехоты, прежде чем поступить в программу подготовки FAO. Таким образом, я должен был бы отчитываться в Квантико, штат Вирджиния, в начале августа 1990 года. Это был неожиданный ход событий, и поэтому полковник Коннелл счел за лучшее, чтобы я был выведен из цикла ротации в Воткинске и вместо этого сосредоточился на завершении всей моей незаконченной работы, а также на проведении тщательной ротации с тем, кого штаб Корпуса морской пехоты отправил мне на замену. Что касается меня, то это была приятная новость. Моя тарелка была полна, и все выглядело так, как будто я закончил свой последний срок службы в качестве инспектора по осуществлению Договора о РСМД.

У судьбы, однако, были другие планы.

В дополнение к пяти типам инспекций, перечисленным в первоначальном тексте Договора о РСМД (базовый уровень, закрытие, краткое уведомление, ликвидация и контроль), существовали два других типа инспекций на местах, которые возникли из требований к выполнению договора, не предвиденных первоначальными участниками переговоров. Первым из них был осмотр «технической проверки». В ходе переговоров, состоявшихся весной 1988 года, вопрос о проверке технических характеристик договора, имеющих отношение к ракетным системам, которые были заявлены обладающей стороной, был поднят.

12 мая 1988 года после обсуждений между государственным секретарем Джорджем Шульцем и министром иностранных дел Эдуардом Шеварднадзе было достигнуто соглашение, которое было оформлено как «согласованный протокол» и включено в договор. Согласно протоколу, «в ходе базовых инспекций у сторон будет возможность на одноразовой основе проверить технические характеристики [ракет, перечисленных в договоре], включая вес и размеры ступеней SS-20, на объекте по ликвидации. Инспекторы случайным образом выберут по одному предмету каждого типа для взвешивания и измерения из образца, представленного инспектируемой стороной в месте, указанном инспектируемой стороной».

Для выполнения этой задачи генерал Ладжуа выбрал командира Джона К. Уильямса, офицера надводного вооружения ВМС, несколько раз служившего во Вьетнаме, который позже прошел подготовку в качестве офицера внешней разведки, специализирующегося на СССР. Уильямс служил с Ладжуа в Москве в начале 1980-х годов, где он приобрел заслуженную репутацию агрессивно компетентного атташе. Генерал Ладжуа первоначально выбрал Уильямса для руководства стандартной инспекционной группой INF, но, когда возникло требование о проведении инспекцией «технической проверки», именно Уильямс получил одобрение.

Он командовал группой специалистов по РСМД в ходе шести отдельных технических проверок на объявленных советских объектах ликвидации, где они измерили длину, ширину, высоту и вес шести отдельных ракет, подлежащих ликвидации в соответствии с договором (SS-20, SS-12, SS-4, SS-5, SS-23 и крылатая ракета SSC–X-4). Эти измерения стали стандартом для всех проверок OSIA. Работа Уильямса имела огромную ценность для OSIA и разведывательного сообщества США, на этот факт ссылался генерал Ладжуа в комментариях, которые он сделал к моему отчету о пригодности, где отметил, что я был «одним из двух офицеров OSIA, отмеченных благодарностью ЦРУ».

Ходили слухи, что командир Уильямс был другим.

Позднее признание Советами того, что первая ступень межконтинентальной баллистической ракеты SS-25 была идентична первой ступени запрещенной ракеты средней дальности SS-20, вызвало больше проблем, чем просто проблема контроля на Воткинском заводе. В то время как большинство оперативных баз SS-20 планировалось «закрыть», что означало, что все системы, связанные с РСМД, вместе с их вспомогательными структурами и объектами будут удалены и/или уничтожены, Советы указали, что некоторые из бывших оперативных баз SS-20 будут преобразованы в оперативные базы SS-25. базы. В ходе переговоров, предшествовавших подписанию Договора о РСМД, было решено, что США смогут проводить специальные инспекции заявленных таким образом объектов, используя оборудование для обнаружения радиации (RDE), которое сможет различать поток интенсивных быстрых нейтронов, создаваемый SS-20, объектов, оснащенных тремя ядерными боеголовками, и единственной ядерной боеголовкой SS-25.

И снова Уильямсу, который к этому