– Что это, черт возьми, было? – спросил он, остановив Кальдера подальше от костров и любопытных ушей. – Из-за тебя нас всех чуть не поубивали!

– Скейл погиб, вот что. Из-за того, что этот гнилой долболоб ничего не сделал, погиб Скейл.

– Эйе.

Зоб почувствовал, что смягчается. Он стоял, потупясь, и ветер хлестал его по икрам длинной травой.

– Жаль, очень жаль. Вот только от прибавления трупов лучше не станет. Особенно мне.

Он приложил ладонь к ребрам, за которыми неровно стучало сердце.

– Именем мертвых, мне бы от одного лишь волнения не откинуться.

– Я его убью.

Кальдер хмуро покосился на далекий костер. В голосе принца слышались целеустремленность и твердость, которых Зоб раньше за ним не замечал. Он положил Кальдеру на грудь остерегающую руку и легонько пихнул.

– Оставь-ка это на завтра. И лучше для Союза.

– Зачем? Мои враги здесь. Тенвейз вот так же там сидел, когда погибал Скейл. Сидел и посмеивался.

– А ты досадуешь на то, что сидел он или сидел ты? – Он положил Кальдеру на плечо вторую руку. – Знаешь, я любил твоего отца. Я люблю тебя, как сына, которого у меня никогда не было. Но за каким чертом вы оба, что один, что другой, ввязывались и ввязываетесь в любую драку, какую только вам подкидывают? Ведь их всегда сыщется в избытке, никогда не убудет. Я, как могу, стою за тебя, ты это знаешь, но есть ведь и другие дела, о которых стоит подумать, а не только…

– Знаю, знаю, – Кальдер стряхнул руки Зоба, – забота о своих молодцах, и чтобы зазря не высовываться, и поступать по-правильному, даже когда дело неправое…

Зоб снова схватил его за плечи и встряхнул.

– Да пойми ты, я должен поддерживать мир! Я в ответе за карлов Доу, я при нем второй, и я не могу…

– Ты что?! Ты его охраняешь? – Кальдер вцепился Зобу в руки, глаза округлились и воссияли – не гневом, а каким-то похотливым оживлением. – Так ты у него за спиной, с обнаженным мечом? Это теперь твоя забота?

Зоб неожиданно почувствовал, как вырытая им яма начинает разверзаться под ногами.

– Нет, Кальдер! – прорычал Зоб, силясь высвободиться. – Заткни свой…

– Ты!

Кальдер держал его мертвой хваткой; дыша перегаром, он жарко и громко нашептывал ему в самое ухо:

– Ты можешь это сделать! Положить всему этому конец!

– Нет!

– Убить его!

– Нет! – Зоб наконец вырвался и отпихнул его. – Перестань, дурак чокнутый!

Кальдер смотрел, словно не в силах понять, что говорит Зоб.

– Скольких ты убил? Так вот чем ты зарабатываешь на жизнь! Убийца!

– Я названный.

– А-а, так ты в этом преуспел еще больше остальных. Так чего тебе стоит убить еще одного? На этот раз с целью! Ты мог бы все это прекратить! Ты же его, ублюдка, сам терпеть не можешь!

– Это неважно, Кальдер, могу я или не могу. Он вождь.

– Это он сейчас вождь, а расколоть ему башку топором, и он уже грязь. Никто на него и не взглянет.

– Почему. А я?

Они долго смотрели друг на друга, по-прежнему в темноте, лишь смутно белело лицо Кальдера и горячечно блестели его глаза. Вот его взгляд скользнул по руке Зоба, сжимающей рукоять меча.

– Ты убьешь меня?

– Да брось ты, – отмахнулся Зоб. – Но придется рассказать Черному Доу.

– Рассказать… о чем?

– Что ты упрашивал меня его убить.

– Не думаю, что ему это очень понравится.

– Как и мне.

– Думаю, он вырежет на мне кровавый крест, затем повесит, затем сожжет, и это еще не самое худшее.

– Пожалуй, да. Так что тебе лучше бежать.

– Бежать? Куда?

– Куда глаза глядят. Я дам тебе время. Скажу ему обо всем завтра. А рассказать я должен. Тридуба, он бы так поступил, – пояснил Зоб, даром что Кальдер о причине не спрашивал, и потому прозвучало на редкость нелепо.

– Тридуба убило, ты же знаешь. Ни за что ни про что, все равно что из ниоткуда.

– Неважно.

– Ты никогда не думал, что не мешало бы тебе поизображать кого-нибудь другого?

– Я слово дал.

– Честное убивческое? На хере Скарлинга, наверно, клялся, не иначе?

– Не довелось. Просто дал слово. От себя.

– Черному-то Доу? Он несколько дней назад пытался меня убить, а я должен, видите ли, сидеть сложа руки в ожидании, когда он снова это сделает? Да этот гад коварней вьюги!

– Неважно. Я сказал ему «да».

Хотя, именем мертвых, лучше бы он этого не делал. Сто раз уже пожалел.

Кальдер кивнул, горько улыбаясь.

– Ага, он слово дал. А добрый старый Зобатый – как резак, если уж сказал, то как отрубил. Неважно, кто при этом порежется.

– Сказать все равно придется.

– Но завтра, – Кальдер пятился, по-прежнему с кривой ухмылкой на лице. – А пока ты даешь мне время.

Шаг за шагом, все ниже по холму.

– Ты ему не скажешь. Я же тебя знаю, Зобатый. Ты меня ребенком растил, не так ли? Ты же не пес Черного Доу. Может, кто-то, но не ты.

– Дело не в костях, да и не в собаках. Я дал слово, и завтра его сдержу.

– А вот и нет.

– Почему же. Да.

– Не-а, – ухмылка Кальдера истаивала во мраке, – не скажешь.

Зоб постоял под ветром, хмурясь в пустоту. Скрежетнул зубами, схватил себя за волосы и, согнувшись, в отчаянии сдавленно зарычал. Он не чувствовал этой ямины с той самой поры, как Васт Невер продал его и попытался убить после восьми лет дружбы. И ему бы это удалось, если б не Жужело. Теперь неясно, кто выволочет его, Зоба, из этой вот передряги. Да и как это сделать. На этот раз предательство совершает он, Зоб. Что бы он ни сделал, как бы ни поступил, оно будет совершено, в отношении того или другого. Всегда поступай по-правильному – казалось бы, держись этой заповеди, и все легко и просто. А когда сама эта правильность является неправым делом? Вот это вопрос так вопрос.

Ваше августейшее величество,

поле сражения наконец окутала мгла. Сегодня были совершены великие деяния. Великие деяния, великой ценой. С глубоким огорчением извещаю Вас, что лорд-губернатор Мид погиб, сражаясь с большой личной отвагой за дело Вашего величества рядом со многими своими подчиненными. С рассвета до заката шла ожесточенная битва за городок Осрунг. Утром был взят частокол, а северяне отогнаны за реку, но они ударили свирепой контратакой и снова заняли северную часть города. Теперь обе стороны вновь разделяет река.