В тот день Елизавета надела платье из ослепительно-белого атласа, прикрыв голову (точнее, парик на голове) прозрачной вуалью, расшитой золотыми лилиями – символом Франции. Затем уселась на трон и оглядела собравшихся:

– Любезные лорды. Ваше превосходительство господин посол. Я пригласила всех вас, дабы сообщить о своем решении выйти замуж. Мне больше не нужны никакие доводы в пользу этого брака. Сегодняшние обсуждения должны касаться завершения переговоров. Мы с бароном Симье составили брачный договор, который мы же с ним и подпишем. Я лишь прошу дать мне два месяца на то, чтобы склонить моих подданных в обеих палатах парламента к поддержке моего решения вступить в брак. Если же мне не удастся этого сделать, договор будет аннулирован.

Как и прежде, Елизавета оттягивала время. Но в этот раз она питала надежду, хоть и не слишком сильную, что парламент все-таки ее поддержит. В такие дни Елизавета особенно остро чувствовала одиночество своего высокого положения. Ей было не с кем пооткровенничать. Она вспомнила, как очень давно ее отец говорил, что принцы и принцессы женятся и выходят замуж, подчиняясь чужому выбору. Только бедняки вольны сами выбирать себе спутников и спутниц жизни. Елизавете иногда казалось, что она с радостью поменяла бы трон королевы на жизнь простой замужней женщины.

Но нужно было подумать и о герцоге Анжуйском. Елизавета убедила его в искренности своих намерений. И вдруг теперь какие-то новые условия. Однако был шанс, что герцог ей поможет.

Терзаясь противоречивыми мыслями, она написала ему: «Мой дражайший, вы поймете, в каком невероятно трудном положении я сейчас нахожусь. Я ведь не могу властью королевы заставить своих подданных возрадоваться и одобрить мой брак с вами. Очень многие англичане боятся, что вместе с вами на английскую землю придет католицизм. Умоляю вас очень внимательно отнестись к этому и всесторонне обдумать мои слова. Что касается меня, говорю вам, как на исповеди: кроме вас, в мире нет никого, с кем бы я хотела связать свою жизнь и провести годы, отпущенные мне Богом. Я восхищаюсь вашими добродетелями и чудесным характером. Вы безмерно дороги мне, дорогой Лягушонок».

Перечитывая написанное, Елизавета улыбалась. Как им тогда было хорошо.

Вскоре Симье отправился во Францию, нагруженный подарками. Договор пока оказался неподписанным. Герцог Анжуйский не понял намека Елизаветы. Он не собирался отрекаться от католической веры.

Елизавета редко прислушивалась к сплетням фрейлин. Ее не интересовало, с кем из придворных они встречаются и в чьи постели ныряют. Но сегодня ее внимание привлек разговор двух фрейлин. Они находились в гардеробной, примыкавшей к спальне королевы. Королева не поверила своим ушам и поначалу решила, что ослышалась. Такого просто не могло быть. Чтобы Дагласс Шеффилд тайком вышла замуж за… графа Лестера?

– Где вы это слышали? – спросила Елизавета, подойдя к двери.

Испуганные фрейлины обернулись и сделали неуклюжие реверансы.

– Мне не ваши приседания нужны, а ответ! – прикрикнула на них Елизавета.

– От Франсес Говард, ваше величество, – запинаясь, ответила одна из девиц.

– Она так и сказала?

– Да, ваше величество.

Елизавета позволила им уйти, понимая, что фрейлины разнесут эту новость по всем углам дворца да еще и приукрасят.

Казалось бы, слова Франсес Говард можно и не принимать всерьез. Она была известной болтуньей и разносчицей сплетен. Но Франсес была еще и родной сестрой Дагласс и наверняка знала правду. Но если Роберт женился на Дагласс, он тогда никак не мог законным образом жениться на той женщине. Елизавета искала способ отомстить своей вероломной племяннице и теперь, кажется, нашла.

Екатерина позвала Бёрли и крайне серьезным тоном заявила, что нынешний брак лорда Лестера нельзя считать законным.

– Мне известно из достоверного источника, что он в то время был женат на леди Шеффилд.

– Женат? – изумился Бёрли, выгибая кустистые брови. – Простите, ваше величество, мне известно лишь, что леди Шеффилд одно время была любовницей лорда Лестера и родила ему ребенка. Но брак между ними… об этом я слышу впервые. Если он был женат, тогда почему скрыл это? Зачем лорду Лестеру понадобилось лишать своего сына законного наследства?

– Хотя бы из-за страха навлечь на себя мой гнев за женитьбу без моего согласия.

– Но, ваше величество, на леди Эссекс он тоже женился без вашего согласия, и тем не менее вы его великодушно простили.

Елизавета презрительно поморщилась:

– Тогда у меня не было иного выбора. А о его браке с леди Шеффилд я узнала от ее сестры. Та состоит в моей свите.

– Известная сплетница, – заметил он.

– С какой стати ей врать?

– А вдруг у нее есть какая-то своя выгода?

– Ах, Дух мой, ты к старости становишься все более циничным. Франсес, может, потому и проговорилась, что ее сестра находится в затруднительном положении. Я не питаю симпатии к леди Шеффилд, но и попустительствовать иным… хитрецам тоже не собираюсь. Необходимо расследовать это дело. Если Роберт и леди Шеффилд действительно вступали в брак, то совершался ли обряд по всем правилам и может ли считаться законным?

– А если совершался?

– Тогда я намерена поставить Роберту ультиматум: либо он разводится с леди Эссекс, – Елизавета чуть не подавилась, произнося ненавистное имя, – либо отправляется в Тауэр.

Бёрли вздохнул. Он знал причины, заставляющие Елизавету ворошить прошлое, и был почти уверен в исходе расследования. Если спросить королеву напрямую, она бы не стала отрицать. Это Бёрли тоже знал.

– Хорошо, я распоряжусь о расследовании, – усталым голосом пообещал Бёрли.

Дело это поручили герцогу Сассекскому – родственнику Дагласс, велев не затягивать. Бывшая леди Шеффилд недавно вышла за Эдварда Стаффорда – английского посла в Париже – и со дня на день собиралась уехать во Францию.

– Она говорит, что Роберт сломал ей жизнь и что она не желает иметь с ним ничего общего. Естественно, она боится, как бы эти сплетни не повредили ее новому браку. Никаких официальных признаний она делать не станет.

Вскоре Дагласс благополучно уехала в Париж.

Елизавета была в ярости. Похоже, что та женщина оказалась победительницей, а дурочка Дагласс тряслась за свой брак. Вскоре Елизавета узнала, что ее вероломная племянница родила Лестеру сына – на этот раз живого. Королева рыдала от бессильной злости. Она даже не обрадовалась, когда ей принесли письмо от Симье, изящно перевязанное розовой ленточкой. «Верьте словам вашей Обезьяны: ваш Лягушонок полон надежд!» Но Елизавета знала: волшебные чары, которыми ее опутал Симье, начинали трещать по всем швам.

С каждым проходящим месяцем Елизавете становилось все труднее сердиться на Роберта, хотя по отношению к нему временами и вспыхивала обжигающая ярость. Чувства к этому человеку отличались сложностью и запутанностью. Елизавета любила его столь же сильно, как и ненавидела. Но когда эмоции утихали и в голове прояснялось, королева понимала, что он оставался все тем же Робином, которого она знала с детских лет и любила с юности. Его преданность ей ничуть не уменьшилась. У них по-прежнему находились общие интересы. Им все так же легко рядом друг с другом. Их откровенность тоже никуда не исчезла. Словом, между ними как-то незаметно восстановились прежние отношения. Правильнее сказать, почти прежние, поскольку что-то безвозвратно ушло. Женитьба Роберта и сейчас воспринималась Елизаветой исключительно как предательство, которое навсегда останется камнем преткновения между ними. Она знала, что никогда не простит женитьбу на той женщине, однако и здесь Елизавета была бессильна что-либо изменить. Роберт старался никогда не упоминать о ее вероломной племяннице. Внешне все казалось вернувшимся на круги своя. Но только внешне: и Елизавета, и Роберт искусно играли в игру под названием «старые добрые времена». Ведь как закроешь глаза на то, что он теперь был отцом законнорожденного наследника? Вскоре после рождения сына Роберт попросил Елизавету принять его жену при дворе. Королева разразилась такой гневной тирадой, что больше он об этом не заикался.